Я дернулась, сбрасывая с себя оцепенение, медленно повернула голову в сторону Волкова. Он сидел рядом, весь напряженный и сжатый, как пружина, на скулах заиграли желваки. Мужчина невидяще разглядывал обложку книги, не говоря ни слова. На лбу пролегла хмурая складочка, заострились скулы, и губы сжались в тонкую нить.
— Этот… придурок, — выдавил Гад из себя, моргнув, — он — наш.
— Ты уверен?
— Абсолютно. Я же чувствую безумие, во всех его проявлениях… А здесь… Его безумие настолько огромно, что оно давно бы убило обычного человека. Наш псих — не человек.
— Кто?
— Не знаю, — Ярослав говорил отрывисто, рвано, будто с трудом возвращался из своих мыслей ко мне. — Этнограф, с которым я работаю, считает, что демон.
— Но…
— Демоны так не действуют, — правильно понял мои сомнения Волков. — К тому же демон и католик…
— Чушь собачья, — кивнула. — Особенно демон, преследующий «ведьм».
— Да. Тут что-то другое. Что-то… Не понимаю пока. Надо подумать.
— Ты поймешь, — сжала его руку в своей. Ладонь почти обжигала.
— Мара, — Ярослав повернулся ко мне так резко, что я невольно отшатнулась, стиснул плечи, приподнял лицо за подбородок, глаза мужчины стали желтыми, зрачок вытянулся, — мне сказали… он ищет душу, такую же, как его собственная, — несмотря на жесткий, почти стальной голос, серьезный, холодный взгляд, пальцы были невероятно нежными. — Я не знаю, кого именно он ищет, но… пообещай, что будешь осторожна. Пообещай, что будешь держаться подальше от расследования и от всего, что с ним связано.
— Почему ты решил…
— Ольга, — снова правильно понял Змей так до конца и не заданный мной вопрос.
Черт!
Мужчина напротив был прав. Убийца меня действительно разозлил, разозлил настолько, что я готова была собственноручно разорвать ему глотку, смотреть, как он подыхает, истекая кровью, захлебываясь криками, слюной и соплями, ползая на коленях, умоляя о пощаде. Это моя другая сторона. Я — не хорошая. Я обычная. И мстительной бессердечной сукой бываю очень часто.
У Ярослава на этот счет иллюзий, похоже, не было. Это хорошо… Скорее всего.
— Шелестова, — еще ближе подался Змей, по-прежнему ожидая ответа. — Пообещай.
— Ладно, — дернула головой, действительно намереваясь сдержать обещание. — Я не полезу, но помочь тебе попробую. Расскажи мне.
— Мара…
— Мне. Это. Надо, — отчеканила, глядя Волкову в глаза. — И не только потому, что ублюдок убил Ольгу. Есть еще Крюгер и его нить. И я должна разобраться, что это за нить.
— Хорошо. Я расскажу и покажу. Покажу все, что нам удалось найти. Но без самодеятельности. Ты помогаешь только информацией. Не лезешь, — Гад все еще удерживал меня за подбородок, глаза потихоньку начали приходить в норму, конечно если желтый цвет радужки считать нормой, — не ведешь самостоятельного расследования, никого не допрашиваешь.
— Какой ты грозный, — попробовала я перевести все в шутку.
— Мара!
— Хорошо, я поняла. Я просто думаю, — подняла обе руки вверх. — Делюсь тем, что знаю.
— Вот и умница, — он расслабился. Почти. Быстро наклонился и так же быстро коснулся моих губ поцелуем.
— Ты говорил про душу, давай начнем отсюда. Что это за хрень?
— Это Ошун, и определение ты дала правильное. Хозяйка Крюгера практиковала вуду. Мы нашли квартиру, где она вела приемы. Нашли алтарь. Один из оперов выпил из чаши, я возвращал все на место, в этот момент Ошун и пришла.
— И ты решил воспользоваться…
— Да. Призвал ее той же ночью. Богиня мало что рассказала. Про книгу и про поиск души. Что за душа, я еще не понял, а вот книга… Теперь думаю, что это Библия, — Волков невесело, почти зло усмехнулся. Неприятная была улыбка, горькая очень.
— Ярослав?
— Святая книга… А он держит ее в руках, молится, наверняка считает себя праведником и убивает… К вопросу веры, — Змеев покачал головой и прикрыл на несколько секунд глаза, может, чтобы спрятать эмоции, а может, чтобы не пугать меня.
Я терпеливо ждала.
— Знаешь, когда видишь, чувствуешь все это, смотришь на психов… Понимаю, что они больные, но… «Молот ведьм» ведь писался святошами. В такие моменты я благодарен, что стал тем, кем стал.
— А обычно жалеешь?
— Нет. Никогда не жалел, даже в самом начале, но по разным причинам.
— В смысле?
— Ты знаешь… вся это ерунда про «испытание», «предназначение», «великий план»…
— Хрень полная, — отреагировала, не сумев сдержаться.
— Ага, правильно. Чистейшая хрень, — кривая улыбка заиграла на жестких губах. — Такая же наивная, как слезы младенца, сделавшего первый вдох. И такая же глупая, как идея о вечной жизни.
— Яро…