— Меня убил котенок, — снова ухмыльнулся Кит.
Я лишь удивленно вздернул брови.
— Возвращался домой, ночью, услышал мяв. Ты знаешь, только котята могут так пищать — плакать, как дети, выворачивая, выскребая нутро. Там страх, отчаянье, безнадежность… Крик о помощи. Странная особенность. Возможно, всего лишь часть эволюции, задумка природы, — он снова сделал глоток. — Он сидел на дереве, не слишком высоко, и пищал. Глазищи огромные, дрожал, даже не дрожал — трясся, намертво вцепившись всеми четырьмя лапами в ветку. Короче, я полез, снял, а когда начал слезать сам… Куртка за ветку зацепилась, я упал, ударился головой. Котенок удрал, надеюсь, жив и стал взрослым котом, гоняет голубей, ловит крыс в подвалах и зигрывает с местными кошечками, — панк улыбнулся, открыто и весело, почти беззаботно.
Крюгер начал выдыхаться.
— Семь лет — долгий срок, ты все еще не знаешь, что тебя здесь держит? Сколько у тебя времени?
Панк поднес к моему лицу руку с браслетом. Широкий, кожаный, с клепками в два ряда. Считать я не стал.
— Если судить по этой штуке, то еще много. Но я то, что называют блуждающая душа. Перекати поле, вполне могу и не уходить никуда.
О блуждающих душах я мало что знал, но смысл был и без того понятен. Панк — анархия даже в смерти.
— Знаешь, что самое отвратительное?
— Излагай.
— Я ничего не могу сделать с тем, как выгляжу. Ирокез, пирсинг. Ты навсегда остаешься таким, каким умер. Волосы не отрастают, штанги не снимаются — надоедает. Единственное, что я могу — менять цвет. Хоть какое-то разнообразие.
— Но…
Близнецы менялись. Я был уверен, хотя бы потому, что в мой самый первый визит у них не было сережек. У Кости даже дырки не было.
— Мелкие — другие, — бугай допил пиво, поднялся на ноги и свистнул Крюгеру, я еще немного посидел, а потом тоже встал.
Завтра надо было ехать в отдел, я готов был рассказать ребятам про маньяка, я готов был дать описание, и рассказать им почти все. Правда, скорее всего, это будет абсолютно бесполезно. Саныч собирался передать дело полностью нашим, узнав, что ублюдок вполне возможно наш. Я начальство поддерживал. А вот ребята в отделе счастливы явно не будут, впрочем, как и Сухарь.
— Нет, это даже не обсуждается. Ты обещал мне, Саша, — Мара сидела в кресле в библиотеке и говорила по телефону.
Собеседник в трубке, очевидно, начал возражать. Хозяйка отеля закатила глаза.
— Я не угрожаю, я готовлю тебя к последствиям, чтобы они не стали неожиданностью, — кривая злая улыбка заиграла на красивых губах, изменив черты лица до неузнаваемости, сделав резче скулы, углубив тени, ожесточив линию подбородка.
Комната была погружена в полумрак, несколько включенных бра не рассеивали тьму, хотя, по идее, должны были, они подчеркивали и странным образом усиливали ее. За окном, в небе, сверкнула молния, словно вторя настроению девушки. Мара однозначно была недовольна.
Я подошел ближе, остановился у самого кресла. Если разговор не для моих ушей, Шелестовой достаточно сказать об этом. Но Мара только бросила на меня мимолетный взгляд и снова переключила все свое внимание на собеседника.
— …мы не можем… — услышал я с этого расстояния серьезный мужской голос. Очень знакомый мужской голос.
— …они… и… это…
Хозяйка отеля закатила глаза.
— …привыкание, — продолжал увещевать Саныч. — Ты же знаешь…
— Вы просто плохо стараетесь, — перебила друга девушка. — Воздействовать можно по-разному, — Шелестова снова посмотрела на меня, свободной рукой она растирала предплечье, словно замерзла. — Мы заключили с тобой сделку, Саша, изволь выполнять ее условия.
Я опустился на пол у ног хозяйки «Калифорнии», устроил подбородок на коленях, Мара показала мне два пальца, одними губами прошептав «минут».
«Мне уйти?» — указал глазами на дверь.
Девушка сначала нахмурилась, словно не поняв, а потом просто пожала плечами, предоставляя решать самому.
Саныч в трубке продолжал монотонно о чем-то вещать. На Шелестову, судя по выражению ее лица, действовало не особо. Я начальство не слушал, разглядывал девушку перед собой и думал о том, что завтра будет долгий и тяжелый день. Рука словно сама собой потянулась к заднему карману, к пачке с сигаретами, но было слишком лениво, и поэтому я остался на месте, думая еще и о том, что из отеля уезжать не хочется, что Георгий наверняка вернется и что меня дико бесит тот факт, что придурку удалось свалить.
— Все, Саш, — вздохнула Шелестова, отвлекая меня от раздумий. — От Ярослава привет, — сладко улыбнулась девушка и повесила трубку.
— Сделка? — выгнул я бровь, вставая и подавая Маре руку.
— Я сливала Совету информацию про Георгия и ему подобных, — просто пожала хозяйка отеля плечами, принимая ладонь, — первое время. Они должны по гроб жизни теперь. Вот только все время пытаются об этом забыть.
— Чертовы старые маразматики, — покачал я головой, давя ехидную улыбку.
— Чертовы старые маразматики, — так же улыбнулась Мара, утягивая меня на кухню. — Какао хочу или горячего шоколада, — пояснила она на мой удивленный взгляд.
— А Георгию от тебя что нужно?