Отель «Калифорния»

— На самом деле урода зовут Ирзамир, — ответила Шелестова, высвободив свою ладонь и начав рыться на полках. — А нужно… — она привстала на цыпочки, изучая содержимое шкафа над раковиной, я открыл дверцу холодильника в поисках молока, — много чего нужно. У него комплекс неполноценности, связанный со мной. Словно мы в первом классе, и шоколадную медальку за чтение отдали мне.

Я хмыкнул, выпрямляясь, ставя на стол молоко. Мара уже доставала кастрюльку.

— Шоколадная медалька — это серьезно.

— А то, — Шелестова с иронией взглянула на меня и подняла вверх указательный палец. — Ирз хочет себе отель. Ирз хочет себе постояльцев. Ирз хочет себе души, которые появляются здесь. А больше всего Ирз хочет души моих близнецов.

— Прям девочка-нимфетка, — я поставил на стол кружки, потянулся за ложками. За окном снова сверкнуло, рябь на озере усилилась, откликаясь на заигрывания ветра, угадывался за тучами силуэт луны. Мара продолжала суетиться на кухне и говорить. Рассказывать, делиться и это было приятно, черт меня дери. Точнее гад.

— Ага, Лолита доморощенная, — наморщила хорошенький носик хозяйка отеля.

— Почему отель, я вроде бы понимаю — это власть, повышение…

— В точку, Ирзамир сейчас относительно мелкая сошка. Пакостная, но мелкая, — Шелестова начала помешивать шоколад.

— Души — это энергия…

— Да.

— А близнецы?

— А близнецы, — Мара повернулась ко мне, по деревянной ложке стекал все еще густой шоколад, — двойная энергия. Они дети, и они… — она развела в стороны руками, — близнецы.

Я слегка склонил голову набок, открывая упаковку с печеньем, не сводя взгляда с девушки, которая явно пыталась подобрать нужные слова, чтобы объяснить.

— Не совсем уверена, как это работает… Но в Косте и Ксюше энергии раз в десять больше, чем в любом другом призраке. Они…

— …как туша слона для голодного племени бушменов, — закончил за Шелестову, отбирая у нее ложку.

— Про бушменов ничего не знаю, но полагаю, что ты прав. Но только отчасти… как мне кажется… — закончила задумчиво Мара, садясь за стол. — Бушмены… а тебя помотало, да?

— Было дело, — пожал плечами, — но ты от темы не уходи. Почему кажется? — я обернулся через плечо, отрываясь от помешивания все еще слишком густого шоколада.

— Он… даже для доморощенной нимфетки слишком на них зациклен. Тут есть что-то еще, только я пока не знаю что.

— Спроси, — пожал плечами.

— При следующей встрече — обязательно, — процедила девушка сквозь зубы. Бес слишком сильно разозлил ее. Мужику я не завидовал. Нефилим в гневе как кара небесная — мгновенный и безжалостный.

— Кстати, об этом, — я снял кастрюльку с плиты, — у меня есть знакомые, которые…

— Совет разберется, — дернула Шелестова головой, улыбнувшись, снова все поняв без слов. — Ирз сегодня перешел все границы.

— Я все-таки настаиваю, — шоколад соблазнительно дымился в кружках, распространяя вокруг сладкий, тягучий запах. — Хотя бы тогда, когда куда-то отлучаешься или домашние отлучаются. Бес не так уж слаб.

— Да… — протянула девушка, о чем-то задумавшись. Ложка тихо звенела о края кружки, хозяйка отеля не отрывала от меня взгляда. — Хорошо, — тряхнула она наконец головой.

— Георгий, — я все еще называл придурка Георгием… Для меня он оставался именно им — козлом с холеной бородкой. Уродом, которого хотелось задушить, — в открытую действовать не осмелится, но…

— Подгадить попытается. Знаешь, может, мои проблемы со счетами, налоговой и прочим — это его кривых лап дело.

Я кивнул, делая глоток шоколада, садясь на против. Несколько минут прошло в тишине. Мы пили шоколад, смотрели друг на друга, читая в глазах. За окнами наконец-то пошел дождь. Настоящий летний ливень. Громкий, сильный, теплый.

— Ты завтра поедешь в отдел? — вдруг спросила Мара.

— Да. Пора.

Шелестова бросила на меня очередной задумчивый взгляд, улыбнулась медленно и… с предвкушением, поднялась, так же медленно и все с той же улыбкой, протянула руку, отпивая из своей кружки…

Шоколад оставил след над верхней губой. Сладкий, липкий, горько-молочный след. И я, как загипнотизированный, смотрел на то, как Мара слизывает эти «усики». Тоже медленно, продолжая пятиться к двери, продолжая вести меня за собой.

О, черт!

Кажется, я готов идти за ней вот так хоть в рай, хоть в ад.

Мысль ужасала точно также, как и восхищала.