— Я совсем с ума сошел, когда увидел тебя тогда… Когда ты показала мне себя. Я все решил тогда, все-все. Голоса вернулись за несколько месяцев до этого, и я понял, что это знак… Знак, понимаешь? И тогда все обрело смысл. Я понял, что мою руку направлял Он, — шептал мужчина, продолжая целовать мои ладони, пальцы, колени.
Терпи, Мара. Терпи.
Он начал убивать с приходом второй волны, когда голоса вернулись. Может и не сразу, но точно в это время. Сны, видимо, стали ярче.
— Ирзамир, — напомнила я.
— Он… Он все объяснил, все рассказал. Что мы — ты и я — дети ангелов, что… Рассказал, что надо делать, что тебя держит отель, что ты привязана к нему и что только я могу тебя освободить, — Арт снова вскочил на ноги, заметался, вцепившись руками в волосы. — Сказал, кого надо убивать, чтобы полностью от всего очиститься. Он забрал их гнилые души, сказал, что голоса пропадут и сны исчезнут, как только я заслужу Его прощение. И знаешь? — он резко развернулся, впился взглядом мне в лицо. Безумным взглядом, болезненным.
— Они исчезли, — пробормотала я. Правильно, вторая волна почти подошла к концу. Он обрел крылья. Поэтому ни я, ни Волков ничего не почувствовали. То есть, то нет — вот как это работает.
— Да! Да! Я очистился от всего того, что сделал, я покаялся, и Он даровал мне прощение! И ты очистишься, Мара. Мы дети ангелов, мы здесь, чтобы быть Его дланью…
Я больше не могла слушать этот бред. Не могла. Господи, он убил Ольгу, потому что полагал, что это его очистит? Ирзамир… С-с-сука!
Я поднялась на наги.
— Мы…
— Открой свои крылья, Артур! — приказала, наконец-то поймав его взгляд, губы мужика блестели от слюны. Точно бешеный пес. — Открой!
И он послушался, наконец-то заткнувшись. Будь благословенна тишина. Отступил от меня на шаг, и за спиной распахнулись крылья. Черные, словно измазанные в дегте.
— Посмотри на свои крылья, посмотри на мои крылья!
Артур сделал так, как я просила, и замер.
— Они… разные…
О да. Разные. Я разглядывала перья. Господи, как их много. Как же их много. Огромные, тонкие, в какой-то слизи. Как должно быть тяжело носить такие крылья. Они должны быть неподъемными.
— Разные, — кивнула, не приближаясь. — Что тебе сказал Ирз? Что ты ребенок ангела?
— Да!
И я расхохоталась. Он повелся, повелся. Бес так легко его одурачил. Просто бросил семена в нужную почву. Нашел для Арта подходящее оправдание, даже смысл подсказал. Я смеялась, стояла, чувствуя, как болят руки, и смеялась.
— Мара!
Это так нелепо. Так убого.
— Почему ты смеешься? Мара… Прекрати, слышишь.
Не могу прекратить. Просто не могу. Потому что такого просто быть не может. Не может. Поэтому Ирзамир не появлялся в том бассейне, поэтому пустил все на самотек. Бес был уверен, что Артур никуда не денется. Абсолютно уверен. И, черт возьми, оказался прав! Преданная собака, безмозглая игрушка… Так легко!
— Мара!
Слабая, трусливая скотина!
— Мара, прекрати, — я не поняла, как он подошел, схватил меня за плечи, встряхнул. — Успокойся. Успокойся немедленно!
Мой смех его пугал. Очень пугал. А я радовалась его испугу. Вот только руки ублюдка на себе терпеть больше не собиралась. Я оттолкнула нефилима, отступила на шаг, встав за кресло, сощурилась.
— Ты не сын ангела, идиота кусок! Ты сын демона, так же, как и я! — крикнула, глядя в глаза. Арт подался было ко мне, но после первых же слов замер. Глаза остекленели.
— Но…
— Заткнись и слушай, урод, — прошипела, кривясь. — Ирзамир обманул тебя. У ангелов не бывает детей. Они бесполые, они стерильные. У них не может быть детей. Нефилимы рождаются только от демонов!
— Ты врешь! — ткнул он в меня пальцем, но с места так и не сдвинулся. — Зачем ты врешь, Мара? — простонал, почти провыл.
— Я не вру.
— Крылья…
Я снова коротко расхохоталась.
— Только высшие демоны и первое поколение, созданное ими, могут создавать потомство, а высшие демоны… — я покачала головой, снова поймав взгляд убийцы. — Вспомни Библию, Арт, ты ведь так ее любишь, знаешь наизусть.
— Но…
— Падшие ангелы. Все высшие демоны — падшие ангелы, Арт. Поэтому у них крылья. А знаешь, почему черные? Потому что, когда изгнанники падали с неба в ад, их крылья горели. Воняли паленые перья. Вот только горели они из-за того, что их сжигали грехи.
— Гре…
— Знаешь, почему твои крылья такие черные? Такие тяжелые? Каждое твое перо — это грех, — с каким удовольствие я смотрела в его перепуганные, стеклянные глаза, с каким удовольствием видела там шок, боль, неверие. О да. Давай, осознавай, ублюдок.
— Мы рождаемся, таская за собой грехи отцов! Мы грешники по рождению. И я тебя поздравлю, конченный ты придурок, грехи твоего отца ты приумножил многократно! Поэтому твои крылья не такие, как мои. Поэтому они чернее бездны! — выплюнула я, улыбаясь.
Арт оказался рядом со мной через миг, отшвырнул в сторону кресло и ударил, голова дернулась, скулу обожгло, я упала, впечатавшись спиной в стену, снеся фотографии и картины.
— Ты врешь, врешь, сучка! — орал, почти выл он. Пнул меня в живот, по лицу, голове. — Ты врешь!