– Она пыталась таким образом вылечить свою мать от алкоголизма, – сказал Рувим Иосифович. – Довольно экстравагантный способ.
Анна посмотрела на него с укором. Вдруг Настя вскинула голову и выпалила:
– Он идет за нами! Он идет сюда!
Анна слегка побледнела.
– Ты говоришь о том мужчине?
Настя облизнула губы.
– Человек с сожженным лицом, – хрипло проговорила она. – От него нет спасения.
И вдруг Настя засмеялась. Тело девочки затряслось, как в припадке эпилепсии, она визжала от смеха, одной рукой схватившись за грудь, а вторую приложив к животу, и не могла остановиться. В пустом коридоре смех звучал пугающе громко.
Коренев швырнул окурок на пол, повернулся к Насте и резко ударил ее ладонью по щеке. Голова девушки мотнулась в сторону.
– Возьми себя в руки, – рявкнул Егор.
Настя прижала пальцы к щеке и несколько секунд изумленно смотрела на Коренева, затем всхлипнула и ткнулась лицом в грудь Анне. Анна взглянула на Егора холодно, неприязненно.
– Вы не должны были ее бить, – сказала она.
Егор дернул щекой.
– У меня не было другого выхода. Иногда приходится быть жестоким.
– Вам это не впервой, правда? – проговорил вдруг Грач.
Егор перевел на него тяжелый взгляд.
– Вы правы, – сказал он.
Анна взглянула на Грача. Невозмутим, почти непробиваем. У этого типа не нервы, а стальная проволока, покрытая толстым слоем изоляции. Как перчаточной тканью – его сожженные руки.
Анна посмотрела на перчатки Рувима Иосифовича. Она не удивилась бы, если бы они оказались идеально чистыми. Но нет. На левой пятнышко грязи. На правой – бурые разводы. Чепуха. Изоляция не подведет. Нерв не лопнет и даже не дрогнет.
А Коренев? Он изо всех сил пытается оставаться спокойным. Но откуда эта испарина на лбу? И почему так побелели губы? И сигарета… эта неизменная сигарета в уголке рта, она ведь подрагивает. «Когда-нибудь меня это убьет». Дай бог, чтобы ты оказался прав, Егор. Пусть от сигарет… потом… через десять… или пятнадцать… или через тридцать лет… но не сейчас.
– Это случилось летом… – Коренев провел по лицу ладонью, словно снимал с него паутину. – Стоял жаркий день. Я с ума сходил от жары. Вечером мы выпили… Совсем немного. Для поддержания боевого духа, как говорил наш ротный. Я уже рассказывал тебе, что в ту пору искал смерти. Мы вошли в деревню ночью. Мы были уверены, что боевики засели в крайнем доме. Когда я вбежал в дом, кто-то потушил свет. Я ничего не видел. Я стрелял на звук. Стрелял до тех пор, пока не расстрелял весь рожок автомата. В меня будто бес вселился. Потом вышел на улицу. Но перед тем, как уйти, я бросил в дом пару гранат.
Егор замолчал и потянулся в карман за сигаретами.
– Кто был в доме? – тихо спросила Анна.
– Семья. Отец, мать, старики и дети. Всего восемь человек.
У Анны перехватило дыхание.
– Что было потом?
Коренев сунул сигарету в губы.
– Расследование… – Егор усмехнулся, и сигарета резко дернулась у него во рту. – Но Министерство обороны не могло допустить, чтобы дело получило огласку. Журналисты не успели ни о чем пронюхать. Дело быстро замяли. Меня демобилизовали… Нет преступника – нет и преступления.
– Это ужасно, – выдохнула Анна.
– Это омерзительно, – пробормотала, сидя на полу, Настя.
Егор закурил.
– Да. – Он помолчал несколько секунд, глубоко затягиваясь сигаретой и пуская дым, потом глянул на Анну и тихо спросил: – Как думаешь, мы по-прежнему можем быть вместе?
Анна молчала.
– Ясно, – сказал Коренев, глубоко вздохнул, словно ему внезапно перестало хватать воздуха, и выдохнул: – Ну, значит, так тому и быть.
Что-то громыхнуло неподалеку, и до их слуха донесся вой – тоскливый, протяжный. А затем – хохот. Настя побледнела и схватила Анну за руку.
– Это он! – тихо воскликнула она. – Человек с сожженным лицом!
Егор скрипнул зубами:
– Хотел бы я знать, кто он.
– Его зовут Лавр, – спокойно проговорил Грач.
Четыре пары глаз уставились на хозяина отеля.
– Лавр, – повторил Грач. – Он живет в старом маяке.
– Четыре года назад Лавр угодил в тюрьму. Обычная история: влюбился в девушку, она ему отказала, тогда он выследил ее на пляже. Она занималась любовью с одноклассником Лавра. Лавр взял палку и напал на любовников. Девушку он убил, парня – покалечил. Потом был суд, и ему дали пять лет.
Грач вставил в рот потухшую трубку, пососал ее и вынул снова.
Анна прищурила глаза.
– Всего пять лет? Как такое может быть?
– Суд посчитал, что Лавр действовал в состоянии аффекта, – ответил Грач. И, усмехнувшись, добавил: – Даже наше правосудие бывает милосердным.
Егор сдвинул брови, подсчитывая.
– Пять лет, – сухо проговорил он. – И было это четыре года назад. Почему он на свободе?
Рувим Иосифович отвел взгляд и хмуро ответил:
– Несколько месяцев назад Лавр сбежал. Он вернулся сюда и поселился в заброшенном маяке.
– Откуда вы знаете?
– Знаю. Лавр – мой сын.
Лица Анны, Егора и Насти вытянулись от изумления. Только Данил смотрел на Грача так, словно заранее знал все, что тот скажет.
– Лавр не в себе, – проговорил Грач усталым голосом. – Ему кажется, что он видит мертвых. Тех, чьи кости лежат под отелем.
– И мстит за них? – осипшим от изумления голосом спросила Анна.