Отель с привидениями

Перед тем как съехать, молодожены пригласили порезвиться в саду детей леди Монтбарри. Тогда-то старшая девочка услышала (а потом передала матери) обрывок разговора.

– Генри, я хочу, чтобы ты меня поцеловал.

– Изволь, дорогая.

– Раз я твоя жена, могу я с тобой кое о чем поговорить?

– О чем же?

– Что-то произошло накануне нашего отъезда из Венеции. Ты виделся с графиней в последние часы ее жизни. Скажи, она не сделала тебе никакого признания?

– В здравом уме – нет, так что мне нечем тебя огорчить.

– И что она видела или слышала в ту страшную ночь в моей комнате – она ничего об этом не сказала?

– Ничего. Мы только знаем, что ее рассудок так и не оправился от пережитого страха.

Агнес была не совсем удовлетворена. Предмет разговора не давал ей покоя. Даже ее краткое общение с жалкой былой соперницей поставило перед ней вопросы, которые заводили ее в тупик. Она помнила предсказание графини:

«Вы подведете меня к тому дню, который все выявит и назначит мне наказание». Так что же, оно не состоялось, это предсказание, подобно всем прорицаниям смертных? Или оно исполнилось в ту ужасную ночь, когда она видела призрак и помимо своей воли подвигла графиню также увидеть его?

Нельзя не отметить, что к прочим достоинствам миссис Генри Уэствик добавилось то, что впредь она никогда уже не пыталась выманить у мужа его тайны. У других жен столь необычный образ действий вызвал бы сочувственное презрение. С той поры они отзывались об Агнес как о «весьма старомодной личности».

Это все? Это все.

И загадка «отеля с привидениями» никак не объясняется?

А вы спросите себя, объясняется ли чем загадка вашей собственной жизни и смерти? Прощайте.

Безумный Монктон

Глава 1

Монктоны из аббатства Уинкот в нашем графстве слыли нелюдимыми. Они никогда не ходили в гости, да и у себя не принимали никого, за исключением моего отца и жившей по соседству с ними леди с дочерью.

Гордость, а они, несомненно, были горды, тут была совершенно ни при чем. Страх – вот что заставляло их сторониться соседей. Поколение за поколением семью преследовало проклятие наследственной болезни – безумия, – и Монктоны не хотели, чтобы посторонние об этом знали. А принимать участие в жизни нашего маленького, но бурного общества и скрыть нечто подобное было совершенно невозможно. Рассказывают, что когда-то двое из Монктонов, близкие родственники, совершили страшное преступление, и с этого момента отсчитывают первое проявление недуга в роду, но я не буду пересказывать шокирующие подробности. Скажу только, что с тех пор какое душевное расстройство ни назови, кто-нибудь из членов семейства от него точно страдал. Одержимость и навязчивые идеи случались особенно часто. Обо всем этом, а также еще о нескольких подробностях, на которых я остановлюсь позже, рассказал мне отец.

Во времена моей юности в аббатстве жило всего трое Монктонов – мистер и миссис Монктон и Альберт, их единственный сын и наследник. Из старшего поколения Монктонов, кроме жителей Уинкота, в живых остался только младший брат мистера Монктона, Стивен. Он был неженат и владел поместьем в Шотландии, но жил в основном на континенте и слыл бессовестным распутником. Монктоны из Уинкота связь с ним поддерживали так же мало, как с соседями.

Как я уже упоминал, только мой отец и леди с дочерью, жившие по соседству, были вхожи к Монктонам.

С мистером Монктоном отец дружил еще в школе, а потом и в колледже. Позже случилось происшествие, после которого возникла вполне объяснимая длительная и близкая дружба. Что же касается миссис Элмсли – той самой леди, – мне неизвестно, как у нее возникли теплые отношения с Монктонами. Ее покойный муж приходился миссис Монктон дальним родственником, а мой отец стал опекуном их дочери. Но и эти связи, как мне кажется, никогда не были столь прочными, чтобы ими можно было объяснить близость миссис Элмсли и обитателей Уинкота. А они, несомненно, были близки, и со временем постоянные дружеские визиты дали о себе знать: между сыном мистера Монктона и дочерью миссис Элмсли возникла привязанность.

Я не часто встречал эту девушку; помню только, что она была нежной, изящной и милой, полной противоположностью – в том числе по характеру – Альфреду Монктону. Но, может быть, именно поэтому они и полюбили друг друга. Об их симпатии вскоре стало известно, и она вызвала только одобрение у родителей молодых людей. Монктоны и Элмсли были ровней практически во всем, кроме разве что размеров семейного состояния, но относительная бедность родителей невесты мало волновала наследника Уинкота. После смерти отца, и это было прекрасно известно, Альфред должен был получать тридцать тысяч в год.