Хотя родители с обеих сторон не были готовы играть свадьбу сразу – ввиду слишком юного возраста детей, – против помолвки никто не возражал, и все были уверены, что Ада и Альфред поженятся через два года, когда жених достигнет совершеннолетия. Но кроме родителей, согласие нужно было получить еще у одного человека – опекуна Ады, моего отца. Он знал, что последний раз семейное проклятие Монктонов проявлялось много лет назад в поведении миссис Монктон, которая приходилась своему мужу еще и двоюродной сестрой. Болезнь – это слово произносили многозначительно и серьезно – удалось победить благодаря тщательно продуманному лечению, и теперь, как считалось, миссис Монктон была полностью здорова. Но мнение отца это не изменило. Он знал: наследственность не обманешь и приходил в ужас от мысли, что безумие может проявиться во внуках его близкого друга. Поэтому свое разрешение на помолвку давать решительно отказался.
После этого двери Уинкота и дома миссис Элмсли перед ним закрылись навсегда. Через непродолжительное время после того, как дружеские отношения прекратились, миссис Монктон умерла. Супруг, горько оплакивавший потерю, простудился на похоронах, но лечением пренебрег. Недолеченная простуда через пару месяцев перешла в пневмонию, и мистер Монктон отправился вслед за женой, а Альфред остался единственным владельцем величественного старого поместья и окружающих его земель.
Миссис Элмсли имела неосторожность вновь просить у моего отца разрешения на помолвку дочери. Тот отказал еще решительнее, чем в прошлый раз.
Прошло чуть больше года. Альфред вот-вот должен был достичь совершеннолетия. Я как раз приехал из колледжа, чтобы провести дома каникулы, и предпринял несколько попыток свести знакомство с молодым Монктоном. Однако тот знакомства избегал – с предельной вежливостью, конечно, дав понять, что дальнейшие попытки будут неуместны. В других обстоятельствах я мог бы обидеться на такое пренебрежение, но настоящее горе, пришедшее в нашу семью, полностью вытеснило мысли о нем из моего сознания. Итак незавидное в последние месяцы здоровье отца окончательно оставило его, и в то время, о котором я пишу, мы с братьями оплакивали смерть родителя.
После этого, из-за какой-то ошибки в завещании покойного мистера Элмсли, будущее Ады оказалось целиком и полностью в руках ее матери. И конечно, помолвка, против которой столь упорно возражал мой отец, тут же состоялась. Как только об этом стало известно, все принялись поздравлять миссис Элмсли. А близкие друзья, знавшие историю Монктонов, вместе с поздравлениями принялись многозначительно поминать покойную миссис Монктон и как бы невзначай интересоваться состоянием здоровья ее сына.
На тонкие намеки миссис Элмсли всегда отвечала сразу и прямо. Да, она признавала, что слухи о Монктонах ходят, но если никто из спрашивающих не готов прямо сказать, в чем именно обвиняет предков Альфреда (а никто почему-то не был готов) то все это – гнусная клевета. Наследственный недуг был излечен еще несколько поколений назад, Альфред – лучший, добрейший и разумнейший молодой человек на свете, любит науку и имеет склонность к уединению. Аде глубоко по душе его вкусы, и свой выбор она сделала совершенно осознанно и самостоятельно; и если кто-то намекает, что миссис Элмсли приносит дочь в жертву, лишь бы удачно выдать замуж, то оскорбляет материнскую любовь, которая так велика, что сомневаться в ней – чудовищно. После такого ответа спрашивать снова люди не решались, но сомневаться не переставали. Окружающие начали справедливо подозревать, что миссис Элмсли просто была эгоистичной, цепкой светской дамой, которая хотела пристроить дочь. И ее мало волновали возможные последствия, когда был шанс, что Ада станет хозяйкой самого большого поместья во всем графстве.