– Мне всегда нужны деньги. У меня расточительные вкусы. А имею я жалкие четыреста годовых и что осталось от других денег – фунтов двести в кредитных письмах.
Фрэнсис понял, что речь идет о тех десяти тысячах, что она получила от страховых контор.
– Профукать все эти тысячи! – возмутился он.
Она дунула поверх сложенных пальцев.
– Вот так это делается, – холодно изобразила она.
– Барон Ривар?
Она подняла на собеседника вспыхнувшие праведным гневом темные глаза.
– Мои дела – это моя тайна, мистер Уэствик. Я сделала вам предложение, и вы пока не ответили мне. Не говорите «нет», сначала подумайте. Вспомните, какую жизнь я прожила. Мало кто, включая драматургов, столько же перевидал. Я изведала удивительные приключения, наслушалась замечательных историй, я присматривалась, я запоминала. И что же, в моей голове не наберется материала на пьесу, представься мне возможность написать ее? – Минуту помолчав, она снова проявила непонятный интерес к Агнес: – Когда вы ожидаете здесь мисс Локвуд?
– Какое это имеет отношение к вашей будущей пьесе, графиня?
Та словно бы затруднилась подходящим ответом. Наполнив второй стакан мараскиновым пуншем, она на добрую половину опустошила его, прежде чем заговорить.
– Это имеет самое прямое отношение к моей будущей пьесе, – отрезала она. – Отвечайте же.
И Фрэнсис ответил:
– Мисс Локвуд окажется здесь через неделю, если не раньше.
– Отлично. Если через неделю я буду жива и на воле, то есть в здравом рассудке, – не прерывайте, я знаю, о чем говорю, – у меня будет готов набросок, по которому можно увидеть, на что я способна. Еще раз спрашиваю вас: вы прочтете пьесу?
– Безусловно, прочту. Но я не понимаю, графиня…
Подняв руку, она призвала его к молчанию и допила второй стакан пунша.
– Я – живая загадка, – сказала она, – и вам хочется меня разгадать. Что ж, вот вам отгадка. Широко распространена глупая идея, что-де уроженцы теплых стран обладают богатым воображением. Это глубочайшее заблуждение. Таких прозаических людей, как в Италии, Испании, Греции и других южных странах, вы больше нигде не встретите. Мир фантазии и духа от рождения недоступен им. Редко-редко, однажды в несколько столетий, среди них рождается гений, и это исключение подтверждает правило. Так вот, я хоть и не гений, но на свой скромный лад тоже, думается мне, исключение. Мне перепала толика воображения, которым столь щедро одарены англичане и немцы в ущерб итальянцам, испанцам и прочим. Каков же результат? Мое воображение приняло болезненный характер. Меня томят предчувствия, превратившие грешную мою жизнь в один нескончаемый ужас. Но речь сейчас не о том, чтó они собой представляют, мои предчувствия. Достаточно того, что они совершенно подчинили меня себе. По собственному страшному произволу они гонят меня за моря и земли, они терзают меня даже сейчас! Отчего я им не противлюсь, вы спросите? Ха! Я противлюсь. Вот и сейчас с помощью доброго пунша пытаюсь противиться. Я пестовала в себе труднейшую добродетель: здравый смысл. Здравомыслие порой внушает мне, что я небезнадежна. Был случай, когда окружающую меня явь я посчитала бредовым измышлением, – я даже советовалась с английским врачом! И вообще трезвые сомнения регулярно посещают меня. Но что толку говорить сейчас об этом! Кончается это всегда теми же неотступными кошмарами. Через неделю я буду знать: судьба решает мое будущее или оно в моих руках? Если последнее, то я намерена загрузить свое изболевшее воображение работой, о чем я вам уже сказала. Вы понимаете меня хоть чуточку лучше? О деле мы договорились, и не выйти ли нам теперь, дорогой мистер Уэствик, из этой душной комнаты на свежий воздух?
Они встали. Про себя Фрэнсис заключил, что мараскиновый пунш – другой причины он не видел – развязал графине язык.
Глава ХХ
– Мы еще увидимся? – спросила она, протягивая ему на прощание руку. – О пьесе, я считаю, мы условились? Или вы мне по-прежнему не доверяете? Ответьте честно: вы полагаете, я не справлюсь?
Фрэнсис вспомнил вечернее происшествие в перенумерованной комнате.
– С моим пребыванием в Венеции все неопределенно, – замялся он. – Если вы еще что-то имеете сообщить об этой вашей театральной затее, то лучше сделать это сейчас. Вы остановились на каком-нибудь сюжете? Я лучше вас знаю английскую публику, и, если ваш сюжет не годится, я мог бы сберечь вам и время, и силы.
– Когда я пишу, мне неважно, о чем я пишу, – не задумываясь, заявила она. – Если у вас есть свой сюжет – милости просим. Я отвечаю за характеры и диалоги.
– Вы отвечаете за характеры и диалоги! – повторил Фрэнсис. – Смело сказано для начинающего автора. Интересно, поколеблется ли ваша самонадеянность, предложи я вам рискованный сюжет, какой только возможен на театральных подмостках? Не желаете ли, графиня, потягаться с Шекспиром и испытать себя в драме с призраком? При этом – доподлинный случай, события происходят в этом самом городе и прямо касаются нас с вами.
Схватив его за руку, она потянула его из-под людной колоннады на пустынную площадь.