Что же делает Дездемона? Она терпеливо слушает его намеки на чувственность, а потом... резко обрывает мужа очередной просьбой насчет Кассио: "Скажите лучше, как с вашим обещанием?"
Поведение, прямо сказать, крайне бестактное, раздражающее и даже глупое.
Отелло требует дать ему платок.
Платка нет.
Дездемона так испугана вложенным в платок мистическим смыслом, что начинает лгать, надеясь выиграть время. Отелло приходит в сильное волнение, даже его речь искажается, подтверждая его явно нестабильное эмоциональное состояние - не заметить этого нельзя, и Дездемона замечает: "Отчего вы говорите так порывисто и стремительно?"
И надо быть абсолютно эмоционально глухим человеком, чтобы в такой момент снова заговорить о Кассио! Однако Дездемона именно так и поступает. Она прекрасно видит, как потрясен потерей платка Отелло, как он уже с угрозой в голосе требует платок. Она слышит, как он говорит ей: "Моя душа предчувствует дурное". И в этакий момент она снова просит за Кассио?!
Рушится вся его жизнь, он чувствует себя глубоко несчастным, его раздирают подозрения и душевная боль - он требует немедленно показать ему платок. Немедленно! Потому что это очень важный платок, от него зависит все его счастье, вся его жизнь!.. Его щеки дрожат, его глаза сверкают угрозой.
"Платок!" - угрожающе требует Отелло. - Принесите и покажите мне платок!"
И что же он слышит в ответ? Может быть, какие-то успокаивающие слова? Нет. Одно только слепое упрямство - победить любой ценой - исходит от Дездемоны.
"Вы нигде не найдете более достойного человека", - как заведенная талдычит она в ответ.
"Платок!" - кричит Отелло.
"Прошу вас, поговорим о Кассио", - говорит Дездемона.
"Платок!" - уже ревет раненый в сердце мавр.
"О человеке, который всю жизнь свою основывал свое счастье на вашем расположении к нему, делил с вами опасности", - напирает на свое Дездемона.
"Платок!" - в последний раз, устало и обреченно, говорит Отелло.
Нда...
Похоже, свою первую битву на тщеславном поприще неустрашимого воина Дездемона проиграла - ей не удалось любой ценой вырвать из мужа прощение Кассио. Ничего. Она попробует еще раз. Позже.
А пока она осуждающе пожимает плечами и с оскорбленным видом читает ему напоследок мораль: "Честное слово, вы достойны порицания".
Отелло ошеломлен ее поведением. Он в ужасе уходит.
*
Но, может быть, Отелло так умело скрывал свое душевное состояние, что Дездемона не заметила, что с ним творится что-то не то? Отнюдь. Заметила, и еще как! Чуть позже она скажет Кассио: "Мой господин уже не прежний господин мой. Я бы не узнала его, если бы он так же изменился лицом, как изменилось его душевное состояние".
Эмилия высказывает догадку, что Отелло приревновал Дездемону.
Выслушав весьма разумные доводы служанки на тему ревности, Дездемона возносит молитву богу охранить "душу Отелло от этого чудовища", после чего немедленно отправляется искать Отелло, чтобы... как вы думаете, зачем? Может быть, чтобы хоть сейчас попытаться его успокоить? Тепло поговорить с ним начистоту? Проявить к нему участие? Выказать заботу о его душевном состоянии?
Нет, нет и нет.
Некогда невольно разбуженное рассказами мавра тщеславие Дездемоны - когда она позавидовала его подвигам и мужеству и пожелала себе такой же судьбы - это тщеславие настолько отравило ее, что лишило всяческой меры и даже элементарной тактичности, превратив в упрямую слепо-глухую особу, поставившую себе целью не уступать и побеждать любой ценой.
И вот, выслушав Эмилию и едва успев помолиться, чтобы господь уберег Отелло от ревности, она подрывается с места и бежит разыскивать мужа, чтобы... снова просить за Кассио!
"Пойду и найду его. Кассио, побудьте здесь. Если он в подходящем состоянии духа, попрошу его за вас и сделаю все зависящее от меня, чтобы добиться результата".
У меня нет слов.
*
Яго в очередной раз рисует Отелло лживую картину совокупления любовников, вливая новую порцию ядовитых натуралистических подробностей. (До приступа остается не больше пары минут.)
На Отелло эта картина производит сокрушительное воздействие. С самого утра доводимый (и доведенный-таки!) Яго до крайней точки эмоциональной нестабильности, что повлекло за собой нарастание и необратимость эпилептического припадка, Отелло начинает заговариваться, путать воображаемые образы с реальностью - он словно видит их воочию и даже начинает вслух разговаривать с Кассио!
А кроме того, у него начинается судорожное сокращение мышц - и сначала он принимает это за нервическую дрожь, но уже секундой позже и сам успевает понять, что это вовсе не слова заставляют его так содрогаться: