Отец

А денег Богданов-старик никогда не брал, только и того, что бутылочку иногда раздавит с ребятами. А когда так сам даже бутылочку эту и возьмет. «Давай, — говорит, — обмоем шкафчик, чтоб крепко стоял, да ты не шарься, не шарься, знаю, что денег нет, откуда им, когда получка рядом, эх, молодежь, это мне вот старуха на два восемьдесят семь дала тройку, куда их, на тот свет с собой, что ли, — дак там ларьков нету». Он добрый, старик Богданов, денег с тебя — никогда. «Это я, — говорит, — на память!.. На память!..»

В тот раз ехали на электричке после смены — и вдруг шепоток, говор: «Комсомольский патруль идет, у тех, кто что-нибудь с производства взял, отбирают…»

Богданов-старик скраснел, жалкий такой стал, оглядывается — связанные досточки у него меж коленей стояли.

А ему молодежь:

— Под лавку, Степаныч, — и все дела!..

Сами под скамейки и затолкали.

Тут этот патруль.

Старик сидит, смешно посмотреть, сам вроде в окно, а одним глазом на комсомолят.

Те проходят уже — и вдруг Шидловский. Откуда и взялся, все время на «коробочке» домой ездит, а тут — на тебе! Или знал, что патруль, да нарочно?

Громко так:

— Что ж, Макар Степаныч, и неловко говорить, да как иначе?.. Доски-то ваши покажите…

Богданов достал, сидит, руки у старика трясутся, а ребята из патруля обступили, шумят: «Как фамилия? Из какого управления?.. С какого участка?»

Шидловский сам:

— И мне стыдно, и моя это недоработка — с моего участка, пишите!.. Пишите, пишите: участок Шидловского Ю. Эм.

И вид такой виноватый, будто досточки эти в перекур они со стариком Богдановым вдвоем связывали…

«Ах ты, — думал Громов, у которого на этом месте, когда вспоминал, кулаки сжимались, — ах ты, сукин ты сын, притвора, старику Богданову, значит, досточку взять нельзя, чтобы какому-нибудь пацаненку — стульчик с дырочкой, а тебе шифер мотать целыми машинами — это можно? Нет уж, гад, отвечай по всем советским законам!»

По-дурному оно, конечно, Громов сделал, что сразу не заявил куда надо. Да оно и теперь не поздно. Пусть разбираются, за это небось в обэхээсе получку и получают… Или комиссия какая от партийного собрания пусть займется… Или еще кто.

«Я вот сказал — и все дела».

Но только уходила, терялась ясность, когда он пытался себе представить, что дальше будет. Другого кого за милую бы душу за одно место взяли, а с Шидловским… О нем в газетах вон как пишут… И то он тебе, и это… Как в броне, гад!

Да и как с ним с глазу на глаз?

«Что же это вы, товарищ Громов?.. Вот уж не думал, что такой поклеп на меня возведете!»

И бровью небось при этом не поведет, и в глазах будет строгость — та, словно на нем, на Шидловском, и вся ответственность, и заботы все, а ты — пешка…

Вот тут бы не растеряться!

А какой из него, из Громова, говорун?.. «Боже мой!» — как Ритка говорит.

Да и закон потом… Знал Громов: полгорода у Шидловского в друзьях.

Так что закон — он тоже, как повернуть. Смотря кто за него возьмется. А то еще и самому Громову потом не поздоровится, вздумай Шидловский весь перерасход, все эти кражи на него перевернуть. А что ему стоит? Он ведь намекал — не вдвоем объясняться, так придется, чего доброго, Громову одному…

— Не связывался бы ты все-таки, Коль!.. — попросила тихонько Рита, поглядывая на него сбоку. — Ну что тебе, больше всех надо? Если он и в самом деле такой, ты небось не первый об этом узнал. Не утаишь же… Знают, да молчат. А почему ты?

И тоже верно. Если про всех, про кого знаешь, что воруют, говорить — о-ой!..

Тогда Петьку Глазова первого заложить надо — это он пол-Нахаловки, жук, построил, от фундамента до крыши — все им краденное.

Да только не вылупается же Петька Глазов, про рабочую честь не говорит. Подмигивает всем — вот я какой! — а попроси, он и тебе, если уважает, как лучше украсть, подскажет… И обэхээс его годами таскает. Хвост-то у Петьки давно там, только повыше никак прищемить не могут, потому что уж больно хитрый.

— Завтра, Шидловский говорит, в управление идти, — сказал Громов.

— Ну посоветуйся ты со своим Зубром, а? — попросила Рита. — Может, он и в самом деле толковый дядька. Начальник какой-нибудь, если… умный да вежливый.

— Только чтобы не очень начальник, — Громов вздохнул. — А то вдруг… и на козе к нему не подъедешь.

— Сам же тебе встретиться предложил?

— Ну сам…

— А ты бы давно уже по наушникам по своим — или чего там — по микрофону?.. По микрофону, по микрофону, Коль!.. Расспросил бы, где работает.

— Чего еще… допрашивать… Неудобно.

Ритка посмотрела на него, как на дите:

— И чего только тебе удобно, Коль?..

Громов промолчал.

4

У себя в квартире, уже окончательно собравшись, он вдруг подумал, что забыл выключить аппаратуру; и хотя сегодня и не прикасался к ней, снял в коридоре туфли и пошел в носках, стараясь наступать не полной ступней, а так, слегка, потому что в квартире сегодня не убирал, а носки были хорошие, и туфли он надел тоже новые и не хотел изнутри их затаптывать.

Аппаратура, как всегда, была выключена, но он не рассердился на себя, потому что и знал это, а прошел просто так, чтобы лишний раз убедиться, он когда и на работу уходил, тоже так…