Отец Александр Мень: Жизнь. Смерть. Бессмертие

Я могу привести и другие примеры, скажем, «1984–й» Оруэлла или «Колыбель для кошки» Воннегута, где великий физик губит мир, потому что ему интересен сам эксперимент. Прототипом, видимо, служил Энрико Ферми, который первым осуществил ядерную реакцию, и когда ему сказали после бомбардировки Хиросимы: «Какая ужасная вещь эта атомная бомба», он ответил: «Да, но какая интересная физика!»

А можно привести в качестве примера не литературное произведение, а, скажем, вполне реальный и обыденный Освенцим, где тоже всё было замечательно продумано и очень рационально устроено, где творческие люди изобрели газ «циклон–В», другие творческие люди придумали, как наиболее эффективно использовать этот газ для быстрого удушения «нелюдей», «унтерменшей», а третьи — как утилизировать трупы: как использовать состриженные волосы для подушек и одеял, как выдирать протезы для выплавки золота, как вытапливать из тел жир для получения мыла.

Эти примеры наводят нас на мысль о том, что творчество не есть нечто однозначно позитивное и, более того, что сфера духа, к которой творчество безусловно принадлежит, амбивалентна. Всё дело в том, на что направлено творчество. Само по себе оно этически нейтрально — как наука, как техника, как культура, базирующиеся на фундаменте творчества. Их можно развернуть в любую сторону — ив созидательную, и в разрушительную. Это зависит только от человека — образа и подобия Божия, от того, куда этот образ и подобие устремит свои способности. В притче о талантах говорится только о позитивных плодах человеческого творчества, потому что именно их Бог ждет от человека. Но мы знаем, что на нынешнем Древе познания добра и зла зреют и такие плоды, которые могут взорвать мир.

Итак, сфера духа амбивалентна. Мы знаем это чисто эмпирически. Мы знаем это из Писания. Если внимательно читать Библию, особенно Новый Завет, это становится совершенно очевидным. Вы помните, как апостолы, когда жители самарянского селения не приняли Христа, сказали: «Господи! хочешь ли, мы скажем, чтобы огонь сошел с неба и истребил их, как и Илия сделал? Но Он, обратившись к ним, запретил им и сказал: не знаете какого вы духа; ибо Сын Человеческий пришел не погублять души человеческие, а спасать» (Лк 9, 54–55).

Апостол Иоанн говорил о «духе истины и духе заблуждения», блаженный Августин — о двух «градах», о двух типах духовности. Отец Александр пишет: «Русские религиозные мыслители Владимир Соловьев, Михаил Тареев, Николай Бердяев, следуя Августину, подчеркивали, что существуют две формы религиозности: «открытая», свободная, человечная и «закрытая», мертвящая, унижающая человека. Вечным примером столкновения между ними является антитеза Евангелия и фарисейства.

Всё это я говорю потому, — продолжает отец Александр, — что не могу разделять взгляда, по которому любая религиозность служит этическому возрождению. Именно против этого взгляда выступал апостол Иоанн, предостерегая: «Не всякому духу верьте.» Он дал и критерий для различения духов, сказав: «Кто говорит: Я люблю Бога, а брата своего ненавидит, тот лжец». В этом апостол был верен Евангелию Христову и пророкам Ветхого Завета, которые провозглашали, что служение истине и Богу невозможно без верности нравственным заветам, данным человеку».

Так вот, творчество, культура, принадлежащие сфере духа, не есть нечто единое, целостное. Они поляризованы. Поляризованы именно потому, что сама сфера духа поляризована. О. Александр говорил, что духовное наследие, которое люди передают друг другу, развивается, и «творчество человечества постоянно идет в двух направлениях, поляризуясь позитивно и негативно. Полярности возрастают и все время противостоят друг другу. Нет прямой эволюции, а есть накопление сил добра и накопление сил зла. И творчество в этом процессе имеет огромное значение…»

Достоевский, как известно, говорил, что добро со злом борются, а поле битвы — сердце человека. Но человек — не пассивный объект этой борьбы, он в ней участвует, он делает выбор. И отец Александр, разделявший мысль Достоевского, отмечал, что «человек страдает не только от внешних ограничений, от внешних трудностей — он прежде всего испытывает давление изнутри, со стороны своих собственных несовершенств и страстей. Именно поэтому человек может изуродовать и любовь, и любые человеческие отношения, и может извратить смысл самых прекрасных слов и самых высоких представлений, таких, как «свобода», как «равенство», как «братство»». И он добавлял: «…не культура… и не наука сама, как таковая, повинны в том, что происходит, а дух человека».

Творчество, прежде всего художественное творчество, может возвышать человека, возвышать его дух, а может унижать его, может разжигать низменные страсти, вселять отчаянье. Искусство, достойное этого имени, восславляет свободу и призывает милость к падшим, укрепляет душу человека, вселяет веру в его высокое предназначение и в осмысленность жизни, созданной Творцом. Оно знает: «Есть ценностей незыблемая скала».