Отец Александр Мень: Жизнь. Смерть. Бессмертие

Некоторые полагают, что демонизм в культуре связан с авангардизмом, например, с рок–музыкой. Отец Александр отвечал на это, что христианство не боялось новаторства, и авангардизма не следует бояться, потому что иконопись была «авангардом по отношению к античному искусству, потому что готический стиль был тоже авангардом по отношению к старым канонам, потому что древнерусские крестовокупольные храмы были тоже авангардом по отношению к базиликам». Таким образом, язык культуры «никогда не отбрасывался христианством… Оно всегда воплощалось в какие-то формы, которые были свойственны своему времени».

Что же до рок–музыки, то он говорил, что дело не в ней, а в том, как она употребляется. И он приводил в пример рок–оперу «Иисус Христос Суперстар»: либретто отвратительное, слова безумные, «но музыка — отличная, местами… очень одухотворенная, живая, великолепная». «Демонической, — добавлял он, — можно было бы сделать даже симфоническую музыку, можно сделать ее даже оккультной. Давайте вспомним Скрябина: он прямо ориентировался на оккультизм, но он и без всякого рока достигал этого». К тому же сатанинским, по убеждению отца Александра, может быть и реалистическое искусство.

По моему мнению, один из главных признаков демонического искусства — это дух ненависти, который оно несет. Но это в равной степени относится и к творчеству иного рода, например, к сочинениям некоторых священнослужителей, богословов, даже если они сами усматривают сатанизм и антиправославие в любом проявлении свободной мысли, в любой попытке обновления Церкви. Отец Александр обычно воздерживался от резких оценок, но бывали случаи, когда он их высказывал открыто и недвусмысленно. На одной из лекций его попросили выразить отношение к книге иеромонаха Серафима Роуза «Христианство и религия будущего», кстати сказать, весьма популярной в наших консервативноохранительных православных кругах, где ее приравнивают чуть ли не к творениям Отцов Церкви.

Отец Александр ответил: «Мне не нравится эта книга. Это книга бывшего протестанта, ставшего православным… человека, который под личиной благочестия проповедует ненависть. Он ненавидит всех, кроме членов своего клана. В его книге, например, есть такое: индийский народ — это проклятый народ. А ведь это жители целого субконтинента! Для него все — служители дьявола: движение за соединение Церквей — служители дьявола, философы — служители дьявола, чуть ли не снежный человек… Я считаю, что это психиатрия. Может быть, я немножко резко говорю, но почувствуйте сами, какой дух идет от его книги. Это дух не евангельский, это дух ненависти! А ненависть, даже замаскированная под христианство, все равно остается антихристианской. Это человек, который ненавидит весь мир».

Отец Александр подчеркивал особо, что человечество, культивируя ненависть, «раздирает самоё себя. Приближает тот рубеж, где маячит призрак апокалипсической катастрофы». А современные фарисеи, выступающие под маской благочестия и набожности, как раз и культивируют ненависть. Их нетерпимость, их фанатизм, под прикрытием Евангелия, весьма способствуют эскалации демонизма и наносят колоссальный ущерб христианству.

Как некогда инквизиторы, эти люди говорят, что они исходят из «высших соображений», что их сочинениями и их действиями движет вера. Но дело, говорил отец Александр, «не в самой вере как таковой, а в ее извращениях. Точнее, в «закрытом», агрессивном типе религиозности, которая содержит проекцию наших страстей или несет на себе печать социального и нравственного окостенения».

Теперь мы можем поставить вопрос: а что, демонизм действительно является обязательным атрибутом творчества, особенно художественного творчества? Безусловно нет. Хотя многие художники так и думали. Достаточно назвать имена Гоголя, Толстого, Цветаевой, Ходасевича. Цветаева, например, была убеждена в демонической природе искусства и говорила, что поэт одержим — но не искусством, а демоном, и у нее этот демон — не даймон сократовский, а стихия. Разумеется, я не могу отрицать, что поэтическое наитие может быть и демоническим, но оно может быть и божественным, и тогда стихи становятся благодатными.

По мнению отца Александра, элементы демонизма безусловно есть в творчестве, в культуре. Но он настаивал, что «дело тут вовсе не в творчестве, вовсе не в искусстве, да и не в природе, а в нас. Это мы искажаем природу, это мы употребляем живопись и поэзию для того, чтобы создать «цветы зла». Если брать шире, дело и не в науке. Не наука создает те ужасы, которые сегодня разрушают природу и угрожают Земле. Это человек! Это его зло, его грех. Если бы человек был иным, он мог бы употреблять те же вещи во благо».

Да, у человека искусства много соблазнов, — вероятно, больше, чем у обычного человека, но он в силах бороться со злом и противостоять темным наитиям, если он опирается на камень веры.