Отец Феона. Тайна псалтыри

– За столом сидите, ироды. Порядком дом стоит, непорядком – содом!

После чего повернулся к жене и, словно продолжая уже начатый ранее разговор, произнёс степенно, оглаживая богатую бороду:

– К Катьке нашей, князь Иван Фёдорович Бельский сватается. Пишет, готов хоть завтра под венец. Что думаешь, мать? Отдадим девку?

Мария Ивановна взмахнула пухлыми руками и воскликнула высоком срывающимся от тревоги голосом:

– Помилуй, Михал Данилыч, кормилец родненький! Слышала я, его на южные рубежи посылают. На татар окаянных. В самое пекло! А неровен час убьют?

Князь нахмурился, удивлённо посмотрел на жену и проронил сквозь зубы:

– Пустое, мать, городишь! Иван Фёдорович, после кончины Великого князя Василия опять при дворе в расположение вошёл. Ленка Глинская , хоть и курва литовская, прости Господи, а в людях разбирается. Князь теперь на Москве Главный воевода, и в Совете Верховном при малолетнем Иване чин не последний имеет, так что жених он отменный. А опасно теперь везде. У нас чоли тихо? Я зачем весь Устюг перерыл? Стены новые в четыре ряда мастерю? После того как в Казани крымский царевич Сафа-Гирей сел, покоя нигде нет. От Владимира до Перми города заново строим. Оборону крепим.

Княгиня пожала плечами и, не глядя на мужа, проворчала, упрямо поджав губы:

– Тебе, отец, конечно виднее, но Бельские род не надёжный, случись чего, наша Катька ни за што, ни про што, под раздачу попадёт…

Михаил Данилович озадаченно почесал бороду и ответил, с осуждением глядя на жену

– Вы Шуйские, Бельских всегда недолюбливали…

– Конечно, зато вы, Гедиминовичи, своих завсегда примечали и на выручку спешили! – парировала та, может быть даже слишком резко, чтобы казаться простым проявлением материнского беспокойства.

Почувствовав это, князь обиженно засопел.

– Ну ведь нелепость говоришь, Маша! Мы с тобой двадцать лет в супружестве, троих детей вырастили. Сильно нам мешало?

Княгиня бросила быстрый взгляд на испуганную дочь, насупила брови и в сердцах махнула рукой:

– Ты, Михал Данилович себя с роднёй-то не путай. У нас с тобой по любви всё сладилось. Не забыл, как под моей светёлкой ночами околачивался, а потом у отца вымаливал? Катька, отроковица ещё, жениха в глаза не видела. А женишку пятьдесят годков стукнуло!

– Я всё помню. – произнёс князь в сердцах хлопнув ладонью по столу – Только не гоже бабе мужу при детях перечить. Не вводи меня в грех, Маша. Не согласна – молчи. От Катьки много не требуется. Всякая невеста для своего жениха родится. Сперва стерпится, потом слюбится. А князь Иван – хороший человек. Зря не обидит…

Прислуживавшая за обедом ключница, маленькая, сухая как вяленная вобла, бабка лет девяноста от роду, сопровождая слугу несущего большую, дымящуюся кастрюлю с юрмой , после слов князя даже крякнула с досады.

– Ты Мишка, чего расхорохорился? – закричала она, подступая к князю и тряся маленькими кулачками|кулачками покрытыми старческими пятнами – Не коня продаёшь, а дочку замуж выдаёшь. Тут обдумать всё|все требуется. Чай не на войне!

Увидев перед собой неожиданного противника, князь на удивление спокойно и миролюбиво пробасил:

– Ты, баба Дуня, не лезь, тебя это не касается. Сами разберёмся…

– Как это не касается? – всплеснула руками бойкая старушка – ты, Мишаня, чего говоришь-то? Я у князя Данилы Васильевича , покойного, царствие ему небесное, почитай полвека служила. Тебя чадушком голожопым на руках носила, а потом детей твоих пестовала, так что окстись, голос свой я здесь по праву имею…

Услышав слова старухи Петька с Васькой, давясь от смеха, захрюкали в рукава кафтанов, но увидев строгий взгляд отца и деревянную ложку в его по-крестьянски крепкой руке они тут же сменили выражения лиц с безудержного веселья на смирение и полное принятие неизбежного.

Баба Дуня меж тем подошла к Катьке и, погладив её по голове, добавила, глядя на князя старческими слезящимися глазами – Ты не спеши Миша. Тут дело важное. Не ошибиться бы!

Князь Михаил устало махнул рукой, бросил на стол ложку, встал из-за стола и подошёл к открытому настежь окну.

– Тут думать нечего. Всё уже решено. – твёрдо произнёс он, – Как сказал, так и будет и, ты баба Дуня, мне воду не мути, а то в деревню отправлю, будешь кошкам о моём голозадом детстве рассказывать.

Упрямая старуха попыталась что-то ещё возразить, но князь остановил её жестом, заметив, как в ворота, гарцуя на разгорячённом скакуне, влетел взволнованный сын боярский Данила Загрязский, отвечавший в городе за строительство новых укреплений. Выпрыгнув из седла, он стремглав пронёсся по двору и, стуча сапожищами по деревянным ступеням крыльца, вбежал в дом.

– Чего-то Данила примчался сам не свой. Видать, случилось чего? – произнёс встревоженный князь, идя на встречу гостю.

Молодой человек влетел в горницу, едва не выбив лбом низкую притолоку двери. Округлив глаза от боли, и почёсывая ушибленный лоб, он, поспешно перекрестился на иконостас пробубнив скороговоркой:

– Господи, помилуй и прости мя грешного!

После чего, отвесив низкий поклон князю и княгине, произнёс взволнованно:

– Мир дому сему! С праздничком вас, с Николой Летним!