Наша собеседница очень дельно рассказала о структуре экзамена и о том, какие тесты надо взять в библиотеке, но и она настойчиво проводила ставшую общим местом мысль, что «Аркадия» хочет проверить не знания абитуриента, а его способность мыслить. Таким образом, способность мыслить оценивалась как врожденное качество, как дар вроде грации или абсолютного слуха. Возможно, такой подход годится для сверхталантливых детей, которые все схватывают на лету. Но Женя не имел способностей к математике, и мыслить ему в этой области было не о чем. Жернова его мысли раскручивались с невероятным трудом и охотно крутились в обратную сторону. Лыжникам в той задачке не суждено было встретиться. Что же тут проверять, если даже Петербург стоит на Красном море? Нет, эта теория нам не годилась.
Джон ушел в «элитарную» школу второго ранга, и я вздохнул с облегчением: присутствие этого полубога пробуждало в Жене самые низменные инстинкты: обожание кумира, самоуничижение и борьбу за то, что я называл местом первой жены в гареме, хотя Джон был замечательным ребенком, в почестях не нуждавшимся, на главные роли в спектаклях не претендовавшим и «гарема» не державшим.
В школе к концу года, как всегда, полагалась разработка «большой темы». Женины темы и подготовка к ним всегда поражали меня своей бессмысленностью и весьма невыгодно отличались от того, что делали другие дети, а ведь он знал в десять раз больше, чем его сверстники. В том году он выбрал нечто под кодовым названием «Хирургия». Целыми днями он звонил по городским больницам, и ему присылали брошюры о гриппе, диабете и наложении швов. В недавнем прошлом он перенес небольшую операцию, а теперь взял интервью у врача, фамилию которого он, конечно, не забыл. Удалось выяснить, в каком году тот кончил университет и какого цвета халат у лечащих врачей. По Никиному совету, я снова дал ему английскую книгу «Великие врачи», которая не имела успеха в прошлом. Теперь он прочел книгу залпом, но из беседы выяснилось, что запомнил он мало. Его главная учительница объявила, что уходит в администрацию школы, и Женю ждал новый наставник. В связи с этим я долго говорил с ней по телефону и воскликнул не с ложным, как называла его Ника, а с самым что ни на есть натуральным пафосом:
– Что это за занятие звонить по больницам?
Она засмеялась и возразила:
– Ну, все-таки не совсем бесполезное дело.
Как раз и бесполезное, и почти вся школьная возня казалась мне надругательством над здравым смыслом. Вдруг опять вцепились в первобытного человека и древнюю историю. Откуда эта страсть к далекому прошлому? Между прочим, «Борьбу за огонь» (La guerre du feu; автор J.-H. Rosny-Aine) мы читали дома, а моя любимая детская книга «Приключения доисторического мальчика» (тоже перевод с французского; эту историю Крэка тогда знали все) мне не попалась: видимо, плохо искал. «Борьба за огонь» Жене не понравилась, и не понравилась давным-давно купленная книжечка «Ледяной век» (по-английски): «Я не люблю читать о доисторических временах». Вот тебе и раз! А им было велено выучить названия всех ледников той поры, ибо в «Монтессори» всё классифицируют и упорядочивают. На неандертальцев и питекантропов набросились так, будто жизнь свою спасали. Ну не вздор ли?
А вот еще одно «мероприятие», как говорил исландский Федя. В школах всегда проводят нечто вроде показа или выставки достижений учеников в математике и естественных науках. Насчет математики вопросов не возникало: теорема Пифагора без какого бы то ни было практического применения к задачам и извлечение квадратного корня без получения результата. Естественные науки – это, видимо, ледники. Никакой ботаники или зоологии, если не считать распродажи цветов и ухода за морской свинкой, пока не обнаружилось. Выставка заняла массу ни на что угробленного времени. Женя выбрал (по его неправдивым словам, ему поручили) тему «Происхождение чисел». Он написал сколько-то карточек с разными видами цифр и все интересовался, получит ли он первую премию. Естественно, что его работа не вызвала никакого интереса и не обратила на себя ничьего внимания.
Я не мог понять, как уживались в Жене склонность к непредсказуемым ассоциациям, остроумие, умение тонко реагировать на сюжеты бесчисленных книг, владение тремя языками, очень уже приличная музыкальная подготовка (выучил трехголосную прелюдию Баха и сказал – сам сказал без всякой моей наводящей фразы: «Будто на волнах качаешься») и способность ничего не помнить, кроме несъеденного пирожка да еще имен бейсболистов и хоккеистов. Это неумение показать товар лицом (а товар был!) сохранилось у него лет до пятнадцати-шестнадцати, а порой прорывалось и позже. Он был полной противоположностью понравившемуся мне Игорю: что в того вложишь, то и останется, и сам он все хватал буквально из воздуха и ничего не забывал.