Отец лучшей подруги

На нем те темные джинсы, которые я уже видела, только теперь я могу убедиться, как хорошо они обтягивают его крепкие бедра. И наверняка ягодицы, но мне этого не видно, так как Платон стоит ко мне лицом, но мое воображение этот факт не останавливает. На ворот темной футболки капает с влажных волос, которые Платон кое-как ерошит полотенцем.

— Ты мне и нужна, — говорит он. — Пойдем.

Швырнув в спальню мокрое полотенце, Платон идет в противоположную сторону к входной двери.

— Вы куда? — семеню я за ним. — Вам надо лежать! Отдыхать!

В ту же секунду я оказываюсь вжата в стену.

— В последний раз тебя предупреждаю. Хватит выкать. Я старше тебя на каких-то десять лет. И напомню, что три дня назад это ты, Лея, ты и только ты умоляла меня двигаться быстрее, еще быстрее, и вообще не так чтобы стеснялась. Так что не надо сейчас из меня старика делать.

По его виду понятно, что в таком состоянии с ним лучше не шутить, но я все равно не могу сдержаться.

— На тринадцать.

— Что на тринадцать?

— Вы старше меня на тринадцать лет, Платон. Так куда вы… То есть мы идем?

— А куда ты в этом бесстыдном виде собралась? Забыла уже?

— Я собиралась в клуб. Но вместе с Юлей!

— Что ж, у Юли, как видишь, семья и сын, и она страшно занята, а я вот совершенно свободен и готов составить тебе компанию, чтобы как следует повеселиться. Так что накидывай куртку и поехали.

— Но вы… Ты себя плохо чувствуешь, и лучше бы вам… Тебе провести время в постели, а не в накуренном помещении!

— Логично. Тогда выбирай, Лея. Либо мы едем в клуб, либо проводим это время в постели, но тоже вместе.

— Вы шутите, Платон?

Раньше, чем я успеваю опомниться, Платон задирает мою юбку, обнажая ягодицу, и припечатывает ладонью.

— Так на тебе еще и чулки? — удивленно выдыхает он сквозь зубы.

— Вы что делаете?! — начинаю вырываться, но только получаю еще один шлепок, уже по другой ягодице.

Задница теперь горит с обеих сторон одинаково, а в ядовито-зеленых глазах Платона беснуется пламя.

— Я предупреждал тебя, чтобы ты завязывала со своим выканьем? А что делают с плохими девочками? Их наказывают, Лея.

От обиды хватаю ртом воздух. Шлепками по заднице меня не наказывали даже в детстве, не говоря уже о том, что наказание у Платона выходит неоднозначное.

Сразу после он принимается легко поглаживать мои горящие ягодицы, причем явно не осознает, что же он делает. А ведь нас в любой момент могут увидеть. И не только Костя.

Набираю полные легкие, чтобы выпалить:

— Я считаю, что это мог быть сердечный приступ, и самое глупое, чем можно заняться после такого, это уехать из дома черти куда на ночь глядя! Но ради Юли и только ради нее, я отправлюсь вместе с… тобой, потому что я правда учила первую медицинскую помощь. И хоть вы… Ай!...

Третий шлепок оказывается в разы чувствительнее предыдущих. Наверное, еще и из-за контраста: за мгновение до шлепка Платон сжимал мои ягодицы, впившись в них пальцами.

Кожа горит невыносимо, его близость бесит до невообразимости, хочется влепить ему пощечину и поцеловать, причем одновременно.

— И хотя ты совершенно невыносим, я все равно не могу позволить… подвергать свою жизнь опасности! — тяжело дыша все-таки заканчиваю свою тираду. — И хватит меня бить! Отпусти… — слог «те» я вовремя проглатываю.

— Быстро учишься, молодец.

Платон убирает руки и перестает вжимать меня в стену. Вовремя.

В коридоре появляется Юля.

— Пап? Лея? А куда это вы собрались?

— Возможно, ты знаешь — Лея изучала в армии первую медицинскую помощь, — спокойно произносит Платон, и только я знаю, что за каждым его словом немеряно сарказма. — Так вот Лея осмотрела меня и считает, что мне нужно обратиться к врачу. В круглосуточную больницу мы сейчас и поедем.

— О, Лея, спасибо тебе! — Юля бросается ко мне на шею, а я гляжу в смеющиеся глаза Платона, который больше никак не выдает своего состояния. — Зная его характер, я так боялась, что папа откажется показываться врачам!

Ну не козел, а?

Платон раскрывает входную дверь и пропускает меня первой. Мы снова оказываемся в лифте, в котором я занимаю максимально далекий от него угол.

Говорить с ним, пока у меня так горит задница, совершенно не хочется.

Пытаюсь юркнуть на пассажирское сидение, чтобы не сидеть рядом с ним, но слышу:

— Ага, может, тебе еще детское сидение принести?... Спереди садись! Как взрослая!

Стиснув зубы — и почему-то ноги, — устраиваюсь на пассажирском, справа от своего разъяренного водителя.

Глава 10. Потеря трусиков 

В клубе не протолкнуться, но для такого, как Платон, даже в забитом зале все равно нашелся столик.

Платон втолкнул меня в огражденную кабинку, куда официанты тут же стали носить то, что по меню полагалось вип-гостям: шампанское, виски, фрукты и даже суши.

— Я пить не буду, а ты угощайся.

Театр одного актера надоел мне еще у Дмитриевых дома, поэтому я просто забиваюсь в угол, откуда и гляжу на него рассерженным вороненком.

Рядом с Платоном я остаюсь ради его здоровья, как я ему и сказала. Если вдруг прихватит сердце, я буду начеку.