Отец подруги

— Кстати, Лена сказала, что у тебя никого нет. Ты меня обманула? — Сергей вопросительно вздергивает бровь. — Зачем?

Я набираю в лёгкие воздуха, сказать, что не обманула и хочу убрать свою руку от его груди, но в этот момент дверь в палату открывается, и в нее заходит Борис. Тот самый человек, чувства к которому я ото всех скрываю.

— Здравствуйте, Борис Александрович, — спешно здоровается Сергей, протягивая руку новоприбывшему.

Все увещевания врачей о том, что мне ни в коем случае нельзя волноваться, идут прахом: сердце бешено стучит. Вот почему им нужно было непременно встретиться? На миг мне кажется, что Борис проигнорирует рукопожатие, но он сдержанно на него отвечает, после чего все его внимание сосредотачивается на мне.

— Как твое самочувствие, Сона? — Несмотря на то, что на его лице нет улыбки, она есть в его голосе. Теплая, заботливая.

— Сегодня лучше, чем вчера, — отвечаю я, пытаясь хотя бы немного приподняться, чтобы не выглядеть совсем уж больной и разбитой. — Врачи говорят, что если так будет и дальше, то я скоро смогу вернуться домой.

— Это отличные новости. — Борис встает рядом с моей кроватью, тем самым потеснив Сергея, и воздух палаты заполняет запах его одеколона, ставший моим самым любимым. — Встретил на входе твою маму. Кажется, у тебя отбоя нет от посетителей.

Сергей, стоящий за его спиной, неловко переминается с ноги на ногу. Он явно не знает, как ему быть, а я не знаю, как ему помочь. Я слишком слаба и слишком заворожена появлением отца Лены, чтобы суметь развлекать сразу двоих.

— Сергей принес цветы и записку от ребят из университета… — говорю я единственное, что пришло на ум. — Оказывается, все за меня волновались.

— Многие хотели прийти лично, но такую толпу и на порог бы не пустили, — с явным облегчением подхватывает Сергей. — Да и Лена сказала, что тебе еще рано принимать так много гостей.

При имени подруги внутри неприятно екает. Неужели теперь так будет всегда?

— Она, кстати, приходила. — Эти слова я адресую Борису. — Была сразу перед мамой.

— Знаю, — отвечает он, сфокусировав на мне пронзительный зеленый взгляд. — Она очень за тебя переживает.

Смысл этих слов с трудом достигает сознания — я слишком загипнотизирована моментом, что наши глаза встретились. Мы долгое время практически не общались, потом была кома, но теперь мои чувства к нему снова выходят из-под контроля. Я готова смотреть и дышать его запахом часами и днями без перерыва на еду.

Легкое покашливание разрывает наш зрительный контакт и заставляет вспомнить о присутствии в палате еще одного человека.

— Я, короче, пойду, — немного неживым голосом произносит Сергей. — Заеду в другой день, чтобы договорить.

Слабо ему улыбнувшись, я киваю, хотя не имею ни малейшего желания продолжать прерванный разговор. Для чего? Разве я не имею право закончить отношения, не отчитываясь о причинах, тем более, находясь на больничной койке?

Собственные мысли меня удивляют. Кажется, нахождение между жизнью и смертью сдвинуло мое сознание в сторону здорового эгоизма. Сначала неприятие Лены, теперь раздражение на Сергея… Но ведь когда Борис сказал мне, что между нами ничего не может быть, я не стала бросаться обвинениями и обидами и, несмотря на невыносимую боль, просто отошла в сторону. Что мешает Сергею поступить так же? Мы ведь оба состоим из плоти, крови, и моя ничем не лучше его.

Не попрощавшись, Сергей выходит из палаты, и мы с Борисом остаемся вдвоем.

— Ну как ты, малыш? — улыбнувшись, спрашивает он, садясь на стул.

— Лучше. Правда лучше.

— Скучать тебе все равно не дают, — Борис делает неопределенный кивок головой в сторону двери. — Но не позволяй себе докучать. В противном случае, придется ограничить круг посетителей… — С этими словами на его лице появляется почти мальчишечья улыбка. — Главный врач с недавнего времени ко мне расположен.

Внутри распространяется тепло, выходящее наружу тихим смехом. Такого Бориса я, пожалуй, еще не видела: расслабленного и понятного, шутящего о манипуляции больничными правилами.

— Я рада, что ты приехал, — признаюсь, забыв о всякой осторожности.

— Я тоже, — спокойно отвечает он, находя мою руку.

Я зажмуриваюсь от удовольствия и трепета, когда он осторожно ее сжимает. Происходящее похоже на сказку, с которой я давно распрощалась.

— Тебе меня жалко? — шепотом спрашиваю я, не открывая глаз.

— Почему мне должно быть тебя жалко? — без заминки спрашивает Борис, не выпуская моей руки. — Ты ведь идешь на поправку.

— Просто ищу объяснение тому, что ты каждый день находишься рядом и ведешь себя…

Не найдя нужного слова, я обрываюсь и молча разглядываю наши сплетенные руки: мою, бледную, с голубыми прожилками вен, и его, смуглую, покрытую татуировками.

— Я нахожусь здесь, потому что хочу находиться, — спокойно и твердо произносит Борис. — Не из чувства долга и, тем более, не из жалости. Жалость мне в принципе не свойственна. Когда ты окрепнешь, мы обо всем с тобой поговорим.