Отец подруги

— Да, я приняла решение остаться с мамой. Не могу ее бросить. Прости… — мой голос немного охрип от волнения и прилива чувств.

— Это означает то, о чем я думаю? — незамедлительно поступает вопрос.

Я не в состоянии выдавить даже звука. В эту секунду рушится вся моя жизнь.

— Я всегда относился к тебе, как к взрослой, — звучит металлический голос Бориса. — Очевидно, ты знаешь, что делаешь. Прощай.

Конечности слабеют, и я как подкошенная оседаю на пол. Грудь рвет на части. Я закрываю глаза, ощущая внутри бесконечное опустошение и тьму.

44

Борис

Последнюю встречу я отменяю и прямиком из офиса еду домой. Гостиная встречает меня непривычной тишиной. Без дочери дом опустел и стал походить на склеп. Своей бьющей через край энергией и смехом она вдыхала в него уют и жизнь.

Сбросив пиджак, я иду на кухню и откупориваю бутылку виски. К алкоголю я равнодушен — не люблю искусственное расслабление, но сейчас выпить пару стаканов можно назвать необходимостью.

Я думал, что развод с Викой стал апогеем моего эмоционального раздрая, но ошибся. Оказалось, им стала Сона и ее решение пожертвовать собственным будущим ради спокойствия других людей. Наверное, этого стоило ожидать, вступая в отношения с той, кто на двадцать лет младше. Едва ли девятнадцатилетняя девушка, едва покинувшая родительский дом, смогла бы в одночасье стать полностью независимой от чужого мнения и не поддаваться на провокации окружающих. Это приходит с опытом, а она только жить начала.

Опрокинув глоток горького пойла, я морщусь. Вроде умом все понимаю, что ожидаемо было и что на этот выбор она имеет право, но внутри все равно погано. Сильно привязался я к ней. Хотя для чего себя обманывать? Нужно вещи своими именами называть: Сону я полюбил даже сильнее, чем Вику в свое время. Но если с матерью Лены у нас часто не ладилось, из-за чего мы даже расставались, то с этой девочкой мне было удивительно комфортно с самого начала. С характером, но не склочная, застенчивая и смелая одновременно, она заставила меня поверить в возможность неравных отношений.

Хотя до последних событий явной разницы в возрасте между нами я не ощущал и даже более того, непроизвольно сравнивая ее с Викой, отмечал, что во многих моментах Сона ведет более зрело. Чего стоит то, как мастерски она уговорила меня отпустить Лену в Адлер. Бывшая жена не славилась подобным дипломатизмом, предпочитая пускать в ход либо шантаж, либо слезы.

Почувствовав, как обмякает тело, я бреду в гостиную и опускаюсь в кресло. Включаю телевизор для фона, чтобы уничтожить гнетущую тишину. Взгляд по привычке падает на экран телефона — проверить не пришло ли сообщение от Соны. Оно конечно не пришло. Вчера она объявила о том, что остается с матерью, и я это принял.

К моменту, когда в прихожей неожиданно хлопает дверь, мои рефлексы настолько притуплены алкоголем, что голова поворачивается на шум с опозданием. У меня даже не получается удивиться при виде Лены, ворвавшейся в гостиную.

Ее лицо, такое же воинственное, как и в последнюю нашу встречу, становится растерянным. Взгляд перебегает со стакана в моей руке на работающий телевизор.

— Какими судьбами? — спрашиваю я, с удовлетворением отмечая, что голос звучит ровно.

Дочь поджимает губы, вновь вживаясь в образ разгневанной амазонки.

— Пришла забрать кое-какие вещи. А где Сона? Дом наконец-то свободен, и ничто не мешает вашей любви.

Был бы я трезв, осек бы ее сарказм. Сейчас же могу лишь усмехнуться.

— Сона забрала документы из университета и вернулась домой. Ее мать попала в больницу с сердечным приступом после звонка одного доброжелателя. Ей сказали, что Сона спит со мной за деньги.

Я тянусь к бутылке, чтобы налить еще. Наверное, неправильно позволять дочери видеть себя в стельку пьяным. Хотя… Всю жизнь я старался быть для нее неуязвимым, чтобы ни на секунду не поставить под сомнение свой родительский авторитет. И что в итоге? При первом промахе она обвинила меня во всех человеческих грехах и сбежала к матери. С детьми, как не старайся, везде соломы не подстелить.

— Что застыла? — иронизируя я, заметив, что дочь не уходит. — Машину тоже можешь забрать. Ключи лежат на кровати в твоей комнате.

— Я никуда не звонила и ничего не говорила, — произносит она дрожащим голосом. — Клянусь, что это не я.

В чем-в чем, а в этом я не сомневался. Это могла сделать только Вика. Не знаю, что послужило причиной: месть за сбежавшего любовника или то, что украшения, к которым она привыкла, теперь получает другая, но бывшая жена до этого опустилась.

— Я в курсе.

— Думаешь, это мама сказала? — потерянно звучит через паузу. — И как тетя Ира сейчас себя чувствует? Ее уже выписали?

— Насколько мне известно, она уже дома. Сона за ней ухаживает.

Вопрос о причастности ее матери к звонку обхожу намеренно. Вопреки уверенности бывшей жены в том, что Лена перестала с ней общаться по моему требованию, я никогда на этом не настаивал. Слишком мелко. Дочь не дура, и сама вправе сделать нужные выводы.

— И, что, она теперь навсегда там останется? Переедет обратно в это захолустье? С ее-то мозгами?