Пошарила по карманам. Один был дырявый. Айнагуль засунула руку по самое запястье и тут же брезгливо отдернула, разглядев в паху штанов белые пятна. На пол с брюк сыпался песок. Айнагуль вдруг испугалась, как в тот момент, когда Тулин неожиданно ударил ее. В памяти стали всплывать обрывки вчерашней ночной ссоры Тулина с матерью. Они старались говорить тише, но до комнаты, где она укладывала спать Асхатика, долетали кое-какие фразы.
– Зря ты ее отвез на нашу квартиру, надо было здесь оставить ночевать. Сидит там, уже корни пустила, наверное. Хрен выгонишь.
– Не волнуйся, квартира нам достанется.
– Все надо брать в свои руки! Я пойду сама с ней разберусь, раз ты не можешь!
В ответ Тулин что-то неразборчиво буркнул. Что-то злое, как показалось Айнагуль.
– Ты с ума сошел! – взвизгнула Аманбеке. – В тюрьму захотел?
– Ойбай! Кто ее тут хватится? Она родной матери-то не нужна. Вот тебе нужна? Вот и мне не нужна.
«А мне нужна», – подумала Айнагуль и удивилась этой мысли.
Теперь и Аманбеке перешла на шипящий шепот. Невозможно было разобрать, о чем речь. Любопытство сменялось страхом. Что все-таки они обсуждают и почему Тулин приехал так поздно, весь в песке и царапинах? Почему сперма на брюках? Айнагуль решила повременить с побегом и переговорить с Катей. Быть может, показать ей деньги и попросить в долг. Хотя что-то ей подсказывало, что сейчас Катя сама нуждается в помощи.
Погрузившись в свои мысли, Айнагуль вздрогнула, услышав скрипучий сонный голос Аманбеке.
– Ты что стоишь без дела? Чай завари.
– Апа, я хочу на рынок сбегать за питанием для Асхатика, – быстро соврала Айнагуль.
В поселке не было больших магазинов с отделами детского питания. Но была женщина Райхан, худющая, с кожей, напоминающей сухую хлебную корку. Та выходила иногда по утрам на рынок с творожками, соками и кашками для младенцев. Поговаривали, ее дочь бесплатно получает питание на ребенка в молочной кухне в райцентре, а предприимчивая Райхан забирает у внука деликатесы и перепродает в три цены в поселке.
– А, ну беги. Асхатику пора уже такую еду попробовать. А то с козьего молока у него живот пучит. Спит он?
– Нет, – снова соврала Айнагуль. – Я его с собой возьму, а вы отдохните еще.
Аманбеке с непонятной тревогой глянула на брюки Тулина, которые валялись на полу. При дневном свете они выглядели как с помойки. Заправила за ухо выбившуюся из косы прядь и кивнула. Уже повернулась уходить, но бросила взгляд на Айнагуль и поморщилась.
– Стой!
Айнагуль замерла перед свекровью, как кролик перед удавом. Неужели Аманбеке заметила оттянувшую карман железку или, еще хуже, нашла дубликат ключа от квартиры Кати? Аманбеке покопалась в ящике серванта и протянула Айнагуль солнечные очки, у которых одна дужка была замотана изолентой.
– Не позорь нас, куда с такой рожей-то? – прошипела она.
Айнагуль кивнула и, взяв очки, подошла к зеркалу. Они плохо держались за ушами, но хорошо прятали фингал. Наверное, так и правда лучше, лишнее внимание ей ни к чему.
По металлическому скрипу из комнаты свекрови Айнагуль поняла, что та вернулась в постель. Бросилась в спальню, из-под стопки белья выудила припрятанный дубликат ключа, сунула его в карман к железяке, что выпала из брюк Тулина. Переложила спящего Асхатика в коляску прямо в пижаме, укрыла пледом и выскочила из дома.
Солнце уже вовсю светило, но в воздухе еще было свежо. Айнагуль обернулась: не глядит ли кто в окно. Никого. Быстрыми шагами ушла со двора и повернула не к рынку, а в сторону трехэтажки.
Народу на улице было немного. Изредка попадались сухие старушки, погонявшие коров, или крепкие женщины с сумками-тележками, забитыми маслом и творогом, спешащие на автобус и на рынок в райцентр.
Клумбы у трехэтажки пестрели алыми и фиолетовыми, как фингал Айнагуль, красками. Затащила коляску в сумрачный подъезд. Асхатик только покряхтел и, по счастью, не проснулся. Дверь в квартиру покойного Серикбая словно вросла в стены. Затаив дыхание, Айнагуль нажала на дверной звонок. В глубине квартиры брякнуло. Никто не открыл. Позвонила еще раз и прислонила ухо к замочной скважине. А что, если Тулин убил Катю? Айнагуль ждала и надеялась услышать хоть какой-то шорох, чтобы страх наконец отпустил ее, но за дверью было мертво.
Дрожащей рукой вставила в скважину самодельный ключ. Тот провернулся не сразу. Наконец щелкнуло. Айнагуль, не отпуская ручку коляски, сделала шаг в глухой полумрак.
– Катя? Ты тут? – тихо позвала Айнагуль, оглянувшись на все еще спящего сына. Вспомнила, как в прошлый раз его усыпила колыбельная Маратика.
Никто не ответил.
Айнагуль поежилась, закрылась изнутри, оставив ключ в замке. Не разуваясь, прошла в комнаты. Все было ровно так, как она оставила в прошлый раз, когда приходила убираться. Разве что черные пакеты с мусором в прихожей покрылись легким слоем пепельной пыли.