Откатчики. Роман о «крысах»

Никогда не любили московские закупщики, да и не любят поныне, когда приходят к ним кавказские люди с целью предложить свой «очен харошый тавар атлычнава качэства». А не любят оттого, что знают: более ненадежных, подлых и двуличных болтунов, чем эти маргариново-жучковые коммерсанты, в природе не существует. Оставшись до сих пор на уровне кооператоров-цеховиков времен Застоя и Перестройки, многие из них так и продолжают соперничать по уровню выпускаемого продукта с дореформенной китайской экономикой, ставшей во всем мире синонимом ненадежности, и трансформировали свой любимый способ перерезывания горла барану в стиль ведения бизнеса. Жадные, недальновидные, коварные – каждый из них воистину «не шкаф и не музей, хранить секреты от друзей», таких же, как они сами, полуподпольных цеховиков. Откаты они платят крайне неохотно, отчаянно торгуясь из-за каждой копейки, и ненавидят закупщика лютой гипертрофированной ненавистью, тогда как уж им-то, с их подозрительными тортиками, на которых никогда нельзя увидеть подлинной даты производства, минеральной водицей, розлитой из-под крана и смешанной с некоторым количеством соды, носками, которые расползаются после однократного использования, салатами и майонезом, сделанными на основе ужасной бурды, им по определению нужно молиться на коррумпированного менеджера только за то, что он на свой страх и риск решился за взятку поставить под удар саму репутацию своей торговой сети и «пропихнул» на полки их товар.

Со сбытом у «Великана» никаких особенных проблем не возникло. Как уже и было сказано, все свои изделия они сбывали на столичных и подмосковных рынках, там, где традиционно хозяйничают их земляки. Землячество на Кавказе – это нечто, возведенное в высшую степень. Кавказский кодекс чести гласит: «Помоги земляку». Поэтому тортики «Великан» с не пойми как оформленными сертификатами, а то и вовсе без них, исправно портили желудки москвичей и материально обогащали Ионыча и его второго компаньона по имени Малхас.

Обычно Ионыч устраивал под окнами соседей театр одного актера, но если, бывало, к нему присоединялся Малхас, то начиналось шоу, от звуков которого подчас не спасали даже многокамерные стеклопакеты.

Ионыч и Малхас оба принимались орать в свои телефоны, и складывалось впечатление, что, понтуясь друг перед другом, они делали это на сотню децибел выше, чем каждый в отдельности. Они мерили двор по диагонали, обходили его по периметру, на некоторое время застывали на месте и при этом всегда находились на некотором удалении, очевидно, из-за того, чтобы не перекрывать друг другу звуковые поля. Для Геры это шоу двух грузин было, как он считал, лучшим реалити-комик-шоу. Он не дышал, вслушиваясь в вербальные перлы горе-кондитеров, и в самые невыносимые моменты беззвучно хохотал, согнувшись пополам до наступления рези в животе. Когда же было совершенно невозможно сдержать смех, он, захлопнув балконную дверь, давал волю легким и гоготал так, что стеклянная посуда в его квартире грозила вот-вот лопнуть.

Как и положено в классическом комик-шоу, фразы двух приятелей особенным разнообразием не отличались, и в основном репертуар был классическим:

– Э! Как дела? Знаю, что хуева дела, просто спрашиваю!

– Слюшай, мэнэ эта не эбет! Мнэ эта поххуй!

– Я шьто? Я ищяк, бля? Нэт, ты мэнэ скажи, ты думаеш, я ищяк?!!!

– Да я ее знаю, канэшна! Ана са мной эбацца хатела!

– И эта са мной тожэ эбацца хатела!

– И, бля, кароче, эта тож са мной эбацца хатэла!

– Ты шьто мэнэ мозг мой ийэбешь, да!

– Я чэлавэк канкрэтный!

– Я чэлавэк делавой!

– Я чэлавэк на связи двац четыре чса! Ты мэнэ можэш хоть кагда званить: хоть в тры чса ночи, хоть в пять чсов утра, мэнэ похуй!

Но коронной «примочкой» этого достойного сцены «Comedy Club» дуэта было:

– Я тваю маму йэбал!

– Я ее маму йэбал!

– Я его маму йэбал!…

…и так далее, по всей лесенке личных местоимений.

В перерывах между этими оборотами речи шли напыщенные понты о том, какой каждый из них великий бизнесмен, о том, что «вот-вот мы купим лична у (называлась фамилия крупного чиновника) 100 гыктар зэмли и пастроим там ахуенный завод, такой, что у нас будэт «Данон» сасать».