Откатчики. Роман о «крысах»

– Влад, мне все это тоже очень, очень близко. Но не здесь. Здесь у меня не получилось, понимаешь? Вообще ничего не получилось. Я живу один. Моих детей нянчит мужик, которого они зовут папой, а меня не желают видеть в упор. Я утонул в собственной подлости и лжи, и у меня впечатление, что все, совершенно все вокруг знают, что я негодяй. Да я и сам это знаю… Я хочу уехать туда, где меня никто не знает, где я смогу если и не стать в полной мере членом общества, то, во всяком случае, я смогу предоставить такой шанс своим детям. Да! Я, как и всякий нормальный человек, вновь хочу обзавестись семьей, создав ее с интересной для меня личностью, которая бы могла любить меня просто так. Такого, какой я есть и ради которой я смог бы измениться, изжить в себе что-то… Но я твердо уверен в том, что у меня ничего не получится здесь: в этом городе, в котором меня так хорошо знают, в городе, где против меня направлено столько ядовитых жал! Поэтому ради осуществления своей мечты я готов на все, вплоть до того, что готов даже пережить еще один сегодняшний взрыв. Никуда я не уйду. Сам точно никуда не уйду!

Влад как-то аккуратно развел руками над столом. Именно не широко, а сдержанно выполнил этот жест, мол, делай, как знаешь.

– Твоя воля, Гера. Только я тебе и так бы посоветовал уйти со сцены, даже не случись никакого взрыва. Потому что уж очень много о тебе стали болтать. Со всех сторон только и слышишь: «Этот Кленовский совсем оборзел! И как это его до сих пор не уволят?! Куда только его начальство смотрит?!» И это уже даже я слышу часто, а я, как известно, особенно ни с кем не общаюсь. Зарвался ты, Гера. И перспектив у тебя, на мой взгляд, на этом месте работы не осталось почти никаких… Ладно, поступай, как знаешь.

С этими словами Влад протянул Герману очередной конверт, быстро рассчитался с официантом и, пожав Гере руку, удалился, сославшись на личные дела. Гера посидел еще некоторое время, не в силах встать из-за стола. Не хотелось ничего. Абсолютно ничего не хотелось. Он с удивлением поймал себя на мысли, что ничего не хочется из сиюминутного, кроме непереносимого желания залезть под одеяло и ничего не видеть.

Давно, в детстве, он вот так же залезал под одеяло, оставляя для себя маленькую щель, чтобы дышать. Он понимал, что вся эта детская ностальгия сейчас – это синдром страуса, прячущего голову в песок и перестающего видеть опасность. Он понимал, что все это иллюзия, блеф и одеяло не спасет, но желание не уходило. Последние несколько лет роль одеяла играли белый порошок для ноздрей и выпивка, но воздуха под таким одеялом почти совсем не осталось, и нужно было искать себе другое: мягкое и теплое.

Неужели кто-то и впрямь решил с ним расправиться? Неужели все настолько серьезно? Ответа «нет» быть не могло: несколько часов назад его могло разорвать гранатой, и это уже не домыслы, а чей-то реальный злой умысел, направленный против него. Однако после некоторых раздумий он все же нашел для своего страха сливное отверстие. Гера рассудил так: если бы кто-то хотел лишить его жизни, то куда проще было бы кинуть ему эту гранату под ноги или, что гораздо традиционней в такого рода делах, покончить с ним парой выстрелов в тело и голову. Нет, определенно тот, по чьему заказу к ручке «девятки» привязали гранату, сознательно оставил ему возможность выжить, и шансов у него было 50/50. Наверняка по замыслу злоумышленника, в случае если бы Гера выжил, то он был бы должен сделать для себя выводы касательно его отношения к просьбам кого-то, кто все это организовал, и кого-то, о ком Гера должен был догадаться. Значит, злодей предполагал, что подобной пиротехнической демонстрацией он сможет добиться своего и направит поведение Геры в нужное для себя русло.

А что, если нет? Что, если это лишь генеральная репетиция перед премьерой? Как понять, кто это? В любом случае – это полный отморозок, а таких, к счастью, после начала девяностых осталось немного.

Гера мысленно похвалил себя за то, что догадался не оставлять во дворе «AUDI», потерю которой пережить было бы, наверное, невозможно. Подумал, как вернется в свой дом. С какими испуганными лицами будут проходить мимо него соседи, как они станут шарахаться при его приближении и перестанут здороваться. Отбросил от себя эту мысль и вдруг понял, что именно он должен будет сделать.

Он вышел из «Сыра», поймал такси. Сидя на заднем сиденье «Волги», уперся невидящим взглядом в высоченную, почти до потолка, спинку пассажирского сиденья. Про себя стал составлять портреты вероятных заказчиков сегодняшнего преступления. Дома, в спокойной обстановке, расчертил лист А4 на несколько десятков квадратов и в каждый из них вписал название той фирмы, руководство которой теоретически могло быть недовольным тем, что Герман «зажимал» их бизнес, не давал ему развиваться или вовсе выкинул фирму из числа поставщиков «Ромашки», заменив ее кем-то «своим».