Открой свое сердце

Леса облетают, становятся голыми и нищенски серыми. Когда поезд проезжает мимо деревенек, Алинка с удивлением обнаруживает, что даже в такую погоду, в клеенчатых голубых и красных плащиках — почему-то именно голубых и красных, может, другие цвета: серый, например, или коричневый, сливаются с цветом намокшей земли, и их не видно — на своих огородиках копошатся крестьяне.

Когда состав, громыхая, прокатывается мимо них, они устало разгибаются, неестественно выпрямляя спины, едва не прогибаясь в обратную сторону, распрямляют плечи и, прикладывая руку ко лбу наподобие козырька, внимательно всматриваются в залитые дождем окошки вагонов.

Неизвестно, о чем они думают, но Алинка думает о том, что вот ведь, куда ни посмотри, везде живут люди. У всех свои беды, но все находят волю к жизни. Они трудятся и обретают в своем труде смысл и веру.

Отец спит на верхней полке. А может, не спит. Может, просто лежит и смотрит в потолок. Думает о том же, ведь они — одно целое. Алинка встала в проходе, поднялась на край своей полки и, подтянувшись на руках, посмотрела в лицо отцу. Тот действительно не спал, а смотрел в потолок. Он повернул голову навстречу Алинкиному взгляду и пожал ее маленькую ладошку своей большой рукой. Держись, мол, я с тобой. Алинка благодарно кивнула ему и, ничего не сказав, опустилась на свое место.

Не спит… Колеса мерно стучат и убаюкивают.

— Вы, Ирина, ничего не знаете в этой жизни, — дверь со стоном отворилась, и в купе вошли двое. Высокий молодой человек, пропуская вперед свою спутницу, чему-то задумчиво улыбался.

Сначала Алинка подумала, что это муж и жена, но тут же сообразила, что муж не стал бы называть свою жену на «вы».

— Здравствуйте, — первой произнесла Алинка. Когда на своей станции они с отцом вошли в это купе, оно пустовало. Что в нем уже есть пассажиры, сомнений не было. Их вещи, аккуратно разложенные, сообщали о наличии хозяев. В вагон-ресторан, наверное, ходили, решила Алинка, глядя на полустертую губную помаду вошедшей.

— Здравствуйте, — легким кивком головы поприветствовала Алину попутчица. — Ирина, — она протянула руку.

— Аля, — Алинка тоже протянула руку и улыбнулась, хоть ей совсем не хотелось улыбаться, но долг вежливости обязывал ее.

— Вольдемар, — Ирина опять же кивком головы указала на входящего следом молодого человека.

— Именно Вольдемар, — подтвердил тот и тоже протянул руку. Они одновременно посмотрели на верхнюю полку, и, видимо, Николай Иванович уже прикрыл глаза, сбавили тон.

— Ну и вот, — почти шепотом продолжил Вольдемар. — Я хочу сказать, что вы не правы. Только любовь правит миром, и только любовью мы можем творить чудеса.

Ирина окатила его презрительным, полным недоверия и даже какого-то сочувствия взглядом.

— Ну кто же с этим спорит? — слегка разочарованно произнесла она. — Мы с вами, дорогой Вольдемар, — его имя она произнесла с едва различимой иронией, и Алинка бросила на Ирину быстрый пытливый взгляд, — разговариваем на разных языках. Не с вами конкретно, а с ВАМИ — вообще. С вами, мужиками. Я должна сказать вам напрямик, что не отношу себя к феминисткам, но никогда не поверю ни одному мужчине. А вам, милый Вольдемар, особенно.

— Это почему же? — оскорбился тот, скорее за весь мужской род, чем за себя.

— Да потому… Потому что у вас глаза…

— Ну-ну, — Вольдемар заинтересованно приблизился к собеседнице и осторожно повел взглядом в сторону Алинки. Алинка смотрела в окно, всем своим видом показывая, что ее совершенно не интересует их беседа.

— Да ну вас, не вынуждайте меня говорить гадости. Давайте лучше пить чай.

— Отчего же, — попытался было не согласиться Вольдемар, но Ирина оборвала его таким взглядом, которым можно было бы кромсать арматуру. — Ну чай, так чай, пожалуйста.

Вольдемар выскочил из купе, а Ирина победно подмигнула молчащей и погруженной в свои недетские думы девчонке.

— Ты чего, Аль? — Ирина отозвалась на состояние попутчицы, и взгляд ее стал серьезным. — Чай будем пить?

Ирина понравилась Алинке сразу. Чем-то умела расположить к себе эта полноватая и, видимо, достаточно умная женщина. Была в ней какая-то уверенность в себе, собранность и внутренняя целеустремленность.

Алинке захотелось попить с нею чая. Попить и посмотреть в ее глаза. А еще ей хотелось послушать, отчего это Ирина никогда не поверит ни одному мужчине. И видно же, что не из кокетства и не из желания понравиться этому Вольдемару она себя так вела. Имя-то какое дурацкое — Вольдемар. Напыщенное, выпендрежное. Владимир — было бы гораздо лучше. Нет, такому мужчине Алинка бы тоже никогда не поверила.

Вольдемар вернулся в купе с двумя подстаканниками, в которых весело постукивали стаканы с идущим кверху густым и приятно пахнущим паром.

— Еще стаканчик, если вас, конечно, не затруднит, — попросила Ирина, и Вольдемар с готовностью откланялся.

— Для таких хорошеньких дам я готов бегать из конца в конец вагона до самой Москвы. Вы до Москвы? — обратился он к Алинке, и Алинка от неожиданности растерялась. Она пожала плечами, и только когда Вольдемар вышел из купе за очередной порцией чая, произнесла: