Открой свое сердце

Алинка таяла от блаженства и, когда наконец Джон доплыл до святая святых и охватил твердыми губами разгоряченный и взбухший от притока крови цветок клитора, Алинка в изнеможении вскрикнула, задрожала каждой клеточкой тела и затихла, чувствуя себя, как после отбушевавшего смерча. По лицу ее блуждала слабая улыбка. Она не могла пошевельнуться, не могла произнести ни единого звука, даже малейшие проявления жизни причиняли ей муки преодоления внезапно свалившейся неимоверной усталости.

Джон на мгновение оторвался от тела Алинки, а потом снова стал ласкать ее, легко и ритмично поглаживая спину, обследуя плечи, ключицы, шею. Из рук его исходило успокаивающее и возвращающее силы мягкое тепло.

Алинка уткнулась лбом в плечо Джону и, успокоившись, наконец-то уснула.

Наступило утро. Алинка проснулась первой. Она торопливо набросила блузку и непослушными пальцами, сгорая от стыда и смущения, стала застегивать ее. Потом влезла в юбку, надевая ее, против обыкновения, через ноги. Юбка была длинная, и Алинка путалась в ней. Светлая ткань джерси мягко отливала персиковым оттенком. Сквозь жалюзи, неплотно закрытые и пропускающие солнечный свет, сочился яркий поток изумительно чистого неба. На фоне этого неба Алинка, раздвинув пластины жалюзи, наблюдала все те же пики гор, безмятежно высившихся над людской сутолокой скоротечных будней. Горы выглядели надежно и незыблемо. Над самой крутой вершиной все еще таял в спокойной глади небес бледный кружок луны.

Алинка, подавив смущение, решительно приблизилась к Джону. «Боже мой, — подумала она, — я, наверное, спятила, если позволила этому мужчине так спокойно завладеть моим телом». Она все никак не могла себе объяснить, что же произошло с нею вчера. Почему она так легко поддалась власти этого совершенно чужого ей человека. Он ведь вез ее к себе в магазин, а привез в отель. Да нет, не стоит обвинять во всем его. Во всяком случае, он поступил с нею благородно. А могло быть совершенно иначе. Могло произойти то, к чему она, собственно, и подстрекала невольными своими желаниями Джона и о чем бы ей пришлось потом жалеть всю жизнь.

— Салют, — услышала она и вздрогнула от неожиданности. Джон смотрел на нее прищуренным темным взором и, похоже, совершенно не мучился произошедшим.

Он мягко обнял Алинку и попытался привлечь ее к себе. Алинка освободилась из его рук. Джон присел в кровати, и взгляд его стал озабоченным.

Он что-то спросил на венгерском языке, и Алинка, удивляясь тому, что еще вчера так беззаботно беседовала с ним и все понимала, пожала плечами. Джон бросил на нее быстрый встревоженный взгляд, встал с постели и подошел близко-близко. Он снова положил ей руки на плечи и, дыша в затылок, стал говорить нежным и тихим голосом. Алинка снова ничего не поняла. Тогда Джон, скользя рассеянным взглядом по стенам, беспомощно взмахнул руками. Он вышел в ванную, включил воду и стал мыться. Вода радостно бренчала по чугунной ванне, беззаботно клокотала и рассеивала напряженное Алинкино внимание. Стыд отпустил, осталось зыбкое чувство неловкости, будто бы она совершила какой-то проступок, будучи не в себе, а, стало быть, и не вполне несет за него ответственность.

За завтраком Алинка чувствовала на себе пристальный, изучающий взгляд Джона, но стоило ей вскинуть на него глаза, как тот ускользал от ее зрачков. Он медленно и словно нехотя ел салат. Голоса в зале смешивались с легкой оркестровой музыкой, официанты быстро и бесшумно сновали между столиками, поднося блюда и убирая пустую посуду. Люди смеялись, шутили, разговаривали деловыми голосами, о чем-то перешептывались. И только за их столиком царило гробовое молчание.

Когда подошел официант, Алинка остановила его жестом и спросила на английском:

— Простите, мне нужен телефон. Я хотела бы позвонить.

Официант кивнул и отошел. Алинка раздосадованно вздохнула, думая, что тот, ничего не поняв, просто покинул их. Но из двери, за которой он скрылся, вышел другой человек.

— Вы что-то хотели? — спросил он, страшно коверкая язык и глядя на Джона. Джон ответил ему по-венгерски, и тот любезно улыбнулся Алинке. Он повторил свой вопрос на жутком английском языке, и Алинка поморщилась. Тогда Джон снова что-то сказал ему, и он, улыбнувшись еще любезнее и шире, продублировал то же самое на приличном русском.

— О! Мне нужно позвонить! Как славно, что вы знаете русский язык, — Алинка прямо-таки расцвела и просияла от несказанного удовольствия говорить на родном языке. — Оказывается, в этой стране русский знают лучше английского, — предположила она.

— О, да, здесь много русских. Еще со времен войны. И в нынешнее время сюда приезжает немало. Мы же соседи, не так ли? А телефон там, — он указал рукой в направлении служебного выхода. — Я вас проведу, если желаете.

Алинка поднялась, но тут Джон взял ее за руку и, подняв умоляющий взгляд на метрдотеля, тихо попросил его о чем-то.

Метрдотель вынул из вазы свежую розу и поднес ее Алинке. Джон с пониманием посмотрел на растерянное лицо девушки, и метрдотель торжественно произнес:

— Этот молодой человек делает вам предложение.