Открой своё сердце (СИ)

Изуна тогда гордился им и восхищался, что смог, что сумел, что выбрал его! Вернулся его брат, вернулись объятья, вернулось общее молчание, иногда схваченное редкими фразами…

А потом пришла пора и ему стать убийцей.

Он ярко помнил взгляд того мальчишки — в нём были страх и ненависть. Мальчишка из другого клана, чуть постарше его, которому просто не повезло нарваться на их отряд. И подзуживание, что теперь настал его черёд добивать. Мальчика, у которого, возможно, были свои любимые братья, свои надежды и свой кот.

Пришёл его черёд ломать себя об колено. Причём забавно — кот, закопанный где-то в лесу, его ничуть не смущал, но необходимость убить мальчишку, такого же, как он сам — выламывала, заставляла руки трястись, а сознание пыталось убежать от ответственности. Но он себя доломал. У него активировался шаринган, и пришло понимание, что тогда, у реки, брату было так же тяжело… Если не ещё тяжелее.

Тогда Изуна начал ожесточаться, чёрные бусины пошли одна за другой. Убийства, жестокие шутки, смех вместо слёз. «Соберись, тряпка!», тренировки на грани возможного — Тобирама непроизвольно поморщился. Видел он таких, рвущихся изо всех сил. Довольно часто они даже становились сильнее сверстников… чтобы потом очень быстро сдохнуть. Излишняя самоуверенность, загнанность таким темпом… Да и банальную возможность надорваться никто не отменял. Помнится, он сам отбирал у Каварамы слишком тяжёлый для его рук клинок и гонял с тренировочной площадки. Когда брат был убит, Тобирама своего мнения не изменил, несмотря на тяжелый взгляд отца.

Быть может, если бы в Кавараму не вбивалось, что имея меч — должен сражаться, он бы смог убежать оттуда. Тобирама умел читать следы и мог определить, против какого количества противников пытался выстоять Каварама.

А не будь у брата этого проклятого меча, служащего символом того, что уже можешь… должен?.. сражаться наравне со взрослыми — он бы отступил наверняка.

Изуна же хотел стать лучше, сильнее, быстрее… или просто казнил себя за то, что он теперь такой. За то, что был сломан. Сломан так же, как все.

Глупо.

А потом после очередной вылазки, когда Изуна уже хотел пойти тренироваться на остатках сил, Мадара его скрутил и обнял. И обнимал, пока жёсткий чёрный ком в сердце не разжался, пока вместо злых шуток и едких колкостей не потекли слёзы. А нии-сан гладил, обнимал, не слушая ядовитые слова, гладил и гладил… Будто он всё тот же котичка Изуна, с которым можно уютно молчать, сидя у реки. Которого можно так бережно обнимать и гладить.

Проблема в том, что сам Изуна себя таким котиком уже почти не чувствовал.

Но Мадара смог. Мадара напомнил. И пусть он уже не был тем милым котёнком с большими чёрными глазами, а котом-подростком, пережившим первые битвы, успевшим насмерть сразиться за свою территорию… Но брат напомнил, что у него всё ещё есть дом, где можно спрятать когти и просто счастливо мурлыкать, отвечая на ласку.

И это было так… что Тобирама с трудом сдержал порыв перейти побыстрее к следующему воспоминанию. Очень уж личное. Но Сенджу задержался, рассматривая, впитывая…

Принимая, что вот так тоже может быть.

Они подросли. Мадара получил определённую репутацию за свою силу, за свои резкие, хлёсткие слова, за свою непредсказуемость. Он по-прежнему мало говорил, но каждое слово его — не в бровь, а в глаз. Даже ругательства, за которые другим бы назначали шесть дежурств вне очереди, ему прощались, потому что всегда были удивительно к месту.

А что до непредсказуемости… Изуна всегда его прекрасно понимал, а когда не понимал, не спешил с выводами, а думал. А когда не додумывался ни до чего путного, подходил и спрашивал. Всегда в действиях брата обнаруживалась своя логика. Чего он не понимал, так это почему остальные не могут делать точно так же.

Отец окончательно забросил его воспитание, полностью переложив обязанности на Мадару. Неудивительно, что с вопросом утреннего стояка и вообще нестандартных реакций Изуна обратился именно к брату. И неудивительно, что котичке-хитрюшке новые реакции понравились, и он решил присовокупить их к и без того приятным обнимашкам.

Тобирама тут попытался вежливо перемотать, но Изуна не дал, мол, смотри, сам обещал всё посмотреть.

А Мадара пытался его оградить, ограничить. Говорил, что это не просто прикосновения, что так могут делать только супруги, только для создания детей, и вообще. Изуна тогда очень сильно обиделся, но не сдался. Ему нравилось то, что происходило, и что это было именно с братом, и он не собирался давать глупым клановым нормам, которым, к слову, ни он, ни Мадара не следовали, вмешиваться в то, что происходит между ними.

И подобрал аргументацию. Первый вопрос — нравится ли брату с ним… Больше, чем обниматься? Это был самый главный вопрос, потому что если сам Мадара считал бы это отвратительным, все аргументы можно было бы выбросить из головы, потому что это не глупые нормы, придуманные старыми пердунами, да ещё и не для них, а желание самого брата, с которым ничего нельзя поделать.

Но Мадара не был против.