Откройте Америку!

не посещаемое и не виденное мною, даже на фотографии, представлялось мне

каждый раз, когда я прикасался к определённой кости, похоже, человеческой,

из найденных раньше на прогулке с Кори у впадения реки Св. Джона в Океан.

~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~

Добрая ассистентка-коммуникатор не забывала наше семейство и по будням,

забирая Галину и Павлика, а после школы и Мишу, на чуть ли не ежедневные

мероприятия церковного сестричества и православных бойскаутов, репетиции

хорового, танцевального и театрального кружков, походы на природу и прочее.

Я же, как и прежде, сразу после завтрака отправлялся в библиотеку, а оттуда,

без перерыва - на вечернюю смену в « Кристал ».

~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~

Весомую долю продуктивной части суток, почти треть периода бодрствования

мне приходилось проводить в салоне « Икаруса », и поначалу, беспокоясь о том,

что мои опыты по исследованию « шестого чувства » застопорились, я пробовал

продолжать экспериментировать по дороге.

Опровергнув собственную гипотезу о тепловой природе носителя информации,

я уже не нуждался в кухонной духовке для нагрева стопки дисков, и легко мог

всё необходимое мне научное оборудование уместить в небольшой коробочке.

Однако движение автобуса, неожиданно прерываемое остановками, шум улицы

и, особенно, зайчики света, внезапно отражённого от проезжаемых объектов,

очень мешали сосредоточиться на смутных зрительных образах, возникающих

где-то в глубинах подсознания за закрытыми веками глаз, и я в конце концов

оставил утомительно бесплодные попытки.

~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~

Зато покойное созерцание пейзажа и уличных сцен за окном рождали в мозгу

вашего покорного слуги немало рифмованных строчек, и большинство стихов,

которые, хочется думать, развлекают Читателя романа, сложены именно тогда.

Кроме того, я приспособился изучать во время поездки греческую литургию,

пользуясь подаренными ассистенткой магнитофончиком "Сони" с наушниками,

аудио-записями и двуязычными песенниками.

~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~

Эти стихи чем-то в корне отличались от всех, известных мне, и я пытался

посредством анализа найти первопричину их уникальной силы.

Гимны композиции были рифмованы и аллитерированы, причём консонансы

подчеркивали ударные по смыслу места стихотворений, тогда как ритмика

вносила кинематографически изобразительный подслой, вроде картины полёта

в « Херувимской песне », начинавшейся неуверенно при невероятно дерзком

предложении присутствующим усилием духа преобразить себя в небожителей:

« Ииии-та-а-а-а Хе-е-ру-вим... » - херувимы ? мы ли ? , и затем, восторженно:

« И-тааааа Хеее-рувим !!! » - да, превратились, а потом, осмысливая переход

и тихонько пробуя неокрепшие крылья: « мистикос икони-иииии-зооо-онтэс » -

мистически изображаем их, и преодолевая притяжение земли: « кэ-э-э-э-э-э-э »,

устремляемся к Престолу Животворящей Троицы: « ти-и-и-и », останавливаясь

перед Ней в изумлении: « З'о-о-о-опиоооо Три'аа-а-а-а-а-а-а-ади, Трии-'а-ади »,

вместе с предназначенным к тому небесным хором воспевая хвалу Божеству,

и вдруг, оглядываясь на свою плотскую природу и понимая её неадекватность,

увещеваем себя и других отложить всякое житейское попечение.

После чего нам в немногих словах открывается цель нашей трансформации -

дабы вернувшись в наш падший мир и церковь, где в этот момент происходит

шествие с выносом Чаши, перед Которой задом пятится дьякон с кадилом,

встретили бы достойно Царя горних и всех, непостижимого, непереводимого,

« дориносимого », то есть, поднятого фалангой над гребнями шлемов на щите,

возложенном поверх скрещенных копий гоплитов, как победоносные войска

проносили по улицам и весям града сквозь толпу чествуемого ею полководца.

~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~

Чтобы в рост устоять на зыблемом гладко-выпуклом подножьи, триумфатор

должен держаться, раскинув руки, за древки копий идущих по сторонам щита,

силуэтом напоминая распятого, оттого-то греческое слово « дорифоруменон »,

употребляемое в подлиннике, сразу вызывало у жителя Империи ассоциации

с Голгофой, копьём, пронзившим рёбра Агнца, и Его победой над Смертью.

Лаконичная изобразительность поэзии умирала в переводе, предназначенном

для варваров-неофитов, навряд ли знакомых с обычаями Византии, однако же

просветители, занимавшиеся переложением гимнов, а заодно с тем и созданием

литературного славянского языка, испытавши магическое действие оригинала,

не решались отступать от буквы его ни на йоту, с фанатическим упорством

оставляя неизменным даже первоначальный порядок слов и порой порождая

удивительные химеры-гибриды, вроде упомянутого « дориносима ».

Вызванное их робостью ( или смелостью ? ) полное пренебрежение правилами

поэтического перевода, более и сверх того, отсутствие мало-мальской заботы

о благозвучии, да куда там, просто об удобстве произнесения, вспомним лишь