Этот заезд у нее не получился. Каким-то образом бисексуальность заснула, сама по себе растворилась и куда-то ушла. Но после этого заявления мне стало немножечко волнительно, и я пошла в эту ее роскошную школу. Школа была чуть-чуть за пределами Беверли-Хиллз, но считалась лучше, чем в самом Беверли-Хиллз, где мы жили. Прихожу в школу, иду к завучу, мне надо было понять эту ситуацию. Прохожу огромным коридором и читаю такие плакаты: «А ты решил, кого ты любишь – мальчиков или девочек?», «А ты это пробовал?» То есть идет такая пропаганда… У меня волосы дыбом встали. 1992 или 1993 год. Я захожу в школе к главному и говорю: «Простите, пожалуйста, а вот этот коридор, который ведет в ваш кабинет, дети в нем бывают?» – «Конечно. А как же не бывают». Я говорю: «Так, понятно, девочка моя в этой школе учиться со следующего года не будет».
Но дальше пришлось с такими Настиными сложностями столкнуться, что даже говорить об этом страшно и писать об этом страшно.
В то время я работала в России в театре Райхельгауза, в потрясающем спектакле «Прекрасное лекарство от тоски». На сцене только два актера – мы с Альбертом Филозовым. История про двух балетных артистов, которые уходят из профессии. Так как они больше не танцуют, то придумывают себе удивительные развлечения, непонятные и трагические. Хотя спектакль был светлый, очень светлый, все-таки он называется «Прекрасное лекарство от тоски». Я очень любила его и постоянно играла.
И вот я играю в спектакле в России. Звонит Анита Шапиро, Настина «временная няня». К тому времени Анита уже была женщиной определенного возраста, я, конечно, понимала, что молоденькой девочке точно не нужна, как бы сказать, старушка, но Анита была такая вменяемая нью-йоркская женщина и дерьма, конечно, не допустила бы.
– У нас трагедия, у нас такое случилось… Настя с ножом пошла на кого-то в школе.
Это был серьезный звонок.
Я в ужасе. Получается вылететь из Москвы только через двое суток. Анита плачет, все ужасно. Настю забрали в психиатрическую больницу. Макс тоже прилетает. Как всегда, прилетает рыцарь на белом коне, устраивает разгром в школе:
– Вы все твари! Вы ничего не понимаете!
Идет в больницу, забирает Настю, снимает ее с таблеток, кричит, что у него абсолютно здоровый ребенок, и это же внушает ребенку, имея такие наследственные болезни, как биполярное расстройство, шизофрения и маниакальная депрессия.
Эти приступы у Насти потом случались не один раз. Самый серьезный был, когда ей исполнилось шестнадцать с половиной лет.
В то время у нее уже был другой нянь, не Анита Шапиро. Я специально пригласила Виктора – красивого молодого человека, он заканчивал университет. Виктор был родом из России, а вообще воспитывался всю жизнь в Швеции. Он стал жить у нас вместо Аниты, которая в ее годы уже не справлялась с характером Насти тогда, когда я уезжала. Я думала: «Какая прелесть, молодой красивый парень, будет возить ее в школу, она так перед всеми будет выпендриваться, это будет хорошо, он очень достойный человек». Никогда у меня никакой дурной мысли не было. Настя возненавидела его с первого взгляда, потому что он был строгий, организованный, у него во всем был порядок, и он не позволял ей делать какие-то неправильные вещи.
Ну и она периодически убегала из дома… Стала уезжать в Аризону, там у нее появился странный друг весом примерно 300 кг. В этих случаях я немедленно прилетала обратно. Мы с Виктором садились в машину, ехали и забирали ее оттуда. Это происходило постоянно. Спасибо Виктору, он не бросал меня. Я так плакала, говорила: «Настенька, это очень неправильно находиться рядом с подобными людьми. Мы не будем обсуждать, что правильно, что неправильно, хорошо быть толстым или худым, но именно этот персонаж может стать отражением твоего будущего». Так и случилось, и это моя открытая кровоточащая рана по сей день.
В очередной раз, когда Настя навещала своего странного друга, у меня в Москве раздался звонок от его отца: «Приезжайте немедленно, забирайте своего ребенка, она в невменяемом состоянии». А ведь этому человеку при каждом нашем приезде за Настей я объясняла, что он не имеет права принимать в своем доме несовершеннолетнюю девочку, влюбленную в его сына, это незаконно.
Там трагедия случилась во второй раз. Мы с Виктором прыгаем в машину и мчимся в Аризону. Дорога занимала 7–8 часов. Мы забираем Настю, снимаем великолепный отель, но один номер на двоих, потому что оставлять ее в этом состоянии одну было опасно. Номер был очень большой – 100 метров, и в нем было две огромные кровати.
Максимилиан прилетел из Мюнхена, поселился в другом отеле, сказав: «Наташа живет в таком отеле, который я себе финансово позволить не могу». Он, как всегда, побыл немножко рядом, Настя его назвала тираном, он на нее обиделся и уехал, оставив меня одну. Но не надо забывать, что это он своим решением снял ее с таблеток тогда, когда у Насти в 13 лет был первый приступ.