Это не значит, что я смирилась с домашним бытом. Я училась как ненормальная. У меня были мои педагоги по устранению акцента, по дыханию, они приходили практически через день. Мне нашли лучшего педагога по джазовым танцам, которыми я годами занималась в СССР для спектакля «Серсо». Мой учитель – живая легенда, этот человек действительно принимал участие в первом оригинальном составе мюзикла «Кошки». Это был великий мастер, и мне приходилось ездить к нему на занятия очень далеко, но я делала это и была абсолютно счастлива.
Еще я всегда читала Насте на ночь русские сказки, просто всегда, иногда проводила с ней по 1,5–2 часа – она боялась спать одна. Этот страх преследовал ее очень долго. Иногда мы разделяли эти обязанности с Максимилианом, иногда я одна ее усыпляла чтением сказок Пушкина, она очень их любила. Таким образом она также усваивала со мной русский язык. А то Максимилиан сразу и вырубался в постели, и часто спал в ней, только к середине ночи доползая до нашей спальни.
У Митеньки была своя изумительная, совершенно изумительно огромная комната с огромной постелью кинг-сайз. У Насти тоже была комната с постелью кинг-сайз, со своей ванной, как и у меня. И в конце, совсем в конце дома располагалась довольно уютная комната нашей няни. Надо сказать, что няню нашу нашла Мария Шелл. Нашла она ее в Австрии. Это была совершенно изумительная девочка, дальняя родственница наших крестьян, которая прошла очень жестокую школу и в 14 лет уже работала в городе Грац. Над ней очень сильно издевались, ее заставляли мыть окна в декабре при минусовой температуре… Словом, Мария ее спасла, подарила возможность отправиться в новую жизнь. Таким образом, мы отпустили другую нашу няню, очень недобрую немку, и переключились на Крис, которой было очень страшно уезжать – ей было всего 14 лет.
Сейчас, спустя огромное количество времени, я часто задумываюсь, что мудрая Мария Шелл, которая знала любовь Максимилиана к женщинам, просто решила подсунуть ему новую комфортную игрушку, пока мы жили все вместе, под бок. Но мне такие мысли, как человеку абсолютно чистому, в голову в то время прийти не могли.
И все было так радужно, и все было так красиво и замечательно… И мой папа, любимый дружочек, приезжал к нам очень часто, возился, ухаживал за Настенькой, за Митенькой, плавал с ними в бассейне, все было так хорошо.
В один день ко мне приехала одна из моих очень близких на тот момент подруг, Юля Козьменко, у которой мы с Максом часто скрывались в ее однокомнатной квартире на Алтуфьевском шоссе, когда нам негде было остановиться. Конечно, надо было ее поблагодарить, отдать дань ее великодушию. Ну, все замечательно, великолепно. И только все успокаивается… как в удивительном тексте из «Мэри Поппинс» Наума Олива: «…Из всех щелей в сердца людей, срывая дверь с петель, круша надежды и внушая страх, кружат ветра, кружат ветра». И вот эти ветра пришли.
Однажды Юля с очень серьезным лицом заходит ко мне в комнату и говорит: «Мне необходимо с тобой поговорить». Она была так взволнована, что я испугалась и меня тоже стало трясти. Она говорит: «Я не знаю, как тебе это сказать, я очень измучилась, я уже четыре дня об этом знаю и не могу тебе сказать, и думаю, что, наверное, я вообще не должна тебе об этом говорить. А с другой стороны, я думаю, ну как же так, моя подруга, наверное, мне тебе надо сказать, чтоб ты об этом знала…» Я говорю: «Господи, в конце концов, говори уже что-нибудь! Такое предисловие, что я сейчас умру от страха!» Не забываем, что я совсем молодая, мне 33 года.
Как не забываем и о том, что Макс предупреждал меня о своей любви к женщинам. Он сказал мне перед свадьбой открыто: «Наташа, надо понимать, что я люблю женщин. Я вообще считаю, что мужчина – это охотник. И если у тебя есть с этим проблемы, пожалуйста, давай остановим этот процесс здесь и сейчас, сразу, потому что я изменить себя не смогу. Я безумно влюблен в тебя, поэтому сейчас ни о каких женщинах даже речи быть не может, – говорит он в 1986 году, – я не был влюблен уже 17 лет. Но что может быть в будущем, я не знаю, поэтому ты должна решить для себя, что ты будешь с этим делать в дальнейшем». Так что он и здесь был чист, и здесь он подложил соломку, как говорится…
И вот Юля заявляет о том, что ночью она не могла уснуть в своей гостевой комнате и захотела пить. Она прошла на кухню. А кухня у нас была очень большая, она шла квадратом, и везде были полки. и в углу на кухне была зажата Крис. Юля не видела, что именно происходило. Максимилиан как будто закрыл Крис своим большим телом. Он был в халате, халат был застегнут, и они сразу же разъединились. Что там было, Юля мне сказать не может. Может быть, они целовались, может быть, еще что-то было.