Зверь соврал. То есть ответил-то честно, правда думал, что не поможет, а только все запутает. Но оказалось, что помогло. Стоило перевести предложения Мигары и Резх в область внутрисемейных дел (дел с Эльриком, а не с ним, разумеется), и картинка прояснялась. У Эльрика появился протеже, Эльрик в людях не ошибается, так почему не помочь ему со своей стороны в меру возможностей?
Первое же лето в Шарни показало, что голодать в компании гораздо легче, чем в одиночку. Зверь настолько привык считать себя исключительным, что вообще никогда, за все время жизни с Эльриком, за годы знакомства с Мигарой и Хортахом, не задумывался о том, что шефанго любят убивать нисколько не меньше, чем он. А растут и воспитываются в обществе, не запрещающем ни убийства, ни использование в пищу разумных существ. Так что для них жизнь в большом мире, в мире, где не действуют традиции Ям Собаки, куда сложнее, чем для Зверя, воспитанного среди людей.
И ничего. Живут. Ежедневно справляются с желанием убивать, с потребностью убивать, держат под контролем агрессивность, неотъемлемую часть своей природы. И прекрасно себя чувствуют.
Зверь присматривался к Мигаре и ее хиртазам, чтобы выяснить, как им удается побеждать голод, как им удается вообще не замечать голода. Но все, что смог понять, это то, что в женском облике шефанго не агрессивны и не испытывают потребности в убийстве. Мигара и Йерх, будучи во многом похожи, в этом отличались как… ну, как будто не были одним и тем же существом.
Предположение о том, что шефанго принимают женский облик для смягчения основных симптомов, не выдерживало критики.
Спрашивать у Эльрика не имела смысла. Эльрик убивал. Когда хотел и сколько хотел, убивал любого, кого хотел убить, и вряд ли голодал хоть когда-нибудь. Остальные шефанго вели себя иначе. К таким как Эльрик, к керват — одержимым неконтролируемой жаждой убийства — на Ямах Собаки относились с терпением и пониманием. Керват не порицали, но никто не желал себе такой доли. Есть болезнь, есть те, кто не в силах с ней справиться, что ж, очень жаль. Здоровые должны сочувствовать больным, радоваться, что здоровы и не позволять себе никаких поблажек. Потому что здоровы. Потому что быть керват не то, чтобы стыдно… но лучше бы их не было.
В конце концов, Зверь собрался с духом, напомнил себе о том, что нужно быть рациональным, что Мигара относится к нему с необъяснимым дружелюбием, и этим глупо не воспользоваться, и просто спросил. Задал вопрос. Причем Йерху, а не Мигаре. Шефанго лучше удавалась рефлексия в том облике, в котором они явились на свет, однако голод и желание убивать принадлежали Йерху. Мигара их не ощущала.
— А ты этого еще не знаешь? — удивился Моруанец. — Живое — красиво, мертвое — нет, убийство делает красивое некрасивым. Иногда надо, — он улыбнулся, и, если Зверь правильно понял, подразумевалось, что улыбка выражает дружелюбие и приветливость, — хорошо, когда надо. Но обычно — не надо. Не надо почти никогда. Вот мы и не убиваем.
Эстетическая мотивация на уровне менталитета. Чего уж проще?
И ведь Зверь давным-давно знал, что шефанго все как один — поехавшие на эстетике, на этом своем «красиво-некрасиво», понятном только им, и с их точки зрения не требующем объяснений. Что сложного было додумать мысль до конца: шефанго не преодолевают голод, не борются с жаждой убийства. Они ждут возможности убить. Просто ждут, ждут и ждут. Знают, что рано или поздно она подвернется.
И она подворачивается.
Они живут так, начиная с двенадцати лет, с шестидесяти навигаций.
«Доктор фон Рауб, — спросил себя Зверь, — вам не стыдно страдать, когда на Ямах Собаки дети голодают?»
Нет, стыдно ему не было, он не знал, как это. Но не справиться там, где двенадцатилетние подростки и те умели решать проблему обычным ожиданием, было неуважением к самому себе.
И он справлялся. Год за годом. Жил и ждал, когда же сможет убить. Хоть кого-нибудь. Иногда ожидание становилось проблемой. Но начинались каникулы, Шарни, населенный демонами-людоедами, распахивал гостеприимные двери перед стаей готских юнцов, год от года становившихся все нахальнее и смелее — и все выше ростом — и голод отступал. Обитатели шефангского замка на границе двух человеческих государств голодали веками. По сравнению с этим, жалкие пять лет строгой диеты вообще не имели значения.
ГЛАВА 6