Откровение

— Разве? — изумился Ридван… — Да кто в здравом уме покинет джанну? Страну, где нет ни зимы, ни лета, где сады темно-зелёные, где реки из воды, что не портится, и реки из молока, вкус которого не меняется, и реки из вина, приятного для пьющих, и реки из мёда очищенного?..

Олег вздохнул:

— Не упоминай хотя бы десять тысяч девственниц, а то мой друг и так слаб в коленках… Вишь, слюни потекли? Надо идти. А те, что нападают на нас, знают, что мы все равно до них доберёмся. Потому будут ждать у входа.

— Тогда вы великие герои, — сказал Ридван с почтением. Он оглядел обоих уже без опаски. — Теперь я верю, что не останетесь… как один тут. Мерзавец редкий.

Он задумался, к нему подошел другой страж, пошептал на ухо, указывая глазами на пришельцев. Ридван кивнул, обратился к Томасу:

— Там в самом деле заметили двух. А дальше, похоже, целая стая. Растревожили! Из нашего рая выход, как и вход, только один. Но я слышал, что тот мерзавец, который проник сюда хитростью… словом, он что-то нашёл ещё. То ли нору, то ли сделал подкоп… Словом, если вам нужен совет, то вам лучше пройти в глубину джанны.

Томас пристально посмотрел на золотого гиганта. Тот недоговаривал, но намекнул достаточно ясно. Томас протянул длань, человек в халате с великой неохотой отдал меч. В тёмных глазах были злость и предостережение. Томас вложил меч в ножны, забросил перевязь за спину. Тело ещё ныло от перенесенных ударов, но чувствовал, как спина горделиво распрямляется, а голос звучит звонко и мощно как боевой рог, зовущий в битву:

— Олег, ты готов?

— Готов, — ответил Олег словами Томаса, — готовей не бывает.

До самого сада, роскошного и темно-зелёного, они ощущали почтительно-уважительные взгляды. Томаса они наполняли силой, он раздвигал плечи, шагал красиво и широко, показывая, как умеет держаться благородный рыцарь, исполненный величия и отваги. Скосив глаз, спросил вполголоса:

— А кто этот… в зелёном халате? На ангела рожей не вышел, но и с голыми бабами не валяется. Чуть услышал звон мечей, сразу примчался!

— Увейс?.. Увейс Карани, полководец и воитель. Как-то, помню, начал топтать сапожищами плащ, оставленный ему Мухаммадом. Народ пришел в ужас, остановили силой, а он сказал с раздражением, что зря это сделали, дурачьё: он уже почти принудил аллаха простить грехи всех мусульман.

— Ну-ну, — протянул Томас, мало что поняв, — а что у него с рожей? Ни одного зуба!

— Это с той битвы, где Мухаммаду выбили зуб… Увейс услышал, но не знал, какой именно зуб потерял любимый пророк, и… чтобы ничем не превосходить своего обожаемого вождя, выбил себе все зубы.

Роскошный сад поглотил их полностью, а изгиб реки вывел на роскошный песчаный берег.

Томас ахнул. Глаза широко распахнулись, а челюсть отвисла до кованного миланскими мастерами пояса. Олег всмотрелся, хмыкнул весело:

— Праведники развлекаются… Вишь, вино лакают, а при жизни было нельзя. Здесь, наверное, и свинину есть можно. А девок сколько! И все такие услужливые… Хотя, наверное, мне бы надоело быстро. Сказал бы: одевайся-ка ты, девка, и начинай сопротивляться…

Томас опомнился, выпрямился с горделивым достоинством. Не зная, что сказать, бросил напыщенно:

— Все-таки, человек… если он человек, а не тварь животная, стремится к совершенству духа. А это всё — от дьявола. Я не удивлюсь, если Сатана сюда тайком ходит.

— Гм…

Он придержал Томаса, наперерез шли девушки в полупрозрачных одеждах, ничуть не скрывающих их прелести. Впереди двигалась легкой танцующей походкой красавица, чьи длинные толстые косы ниспадали по прямой спине и касались пяток. Стройные ноги несли гордо, бёдра двигались из стороны в сторону так широко, что Томас начал водить головой из стороны в сторону. Её лицо было не просто милым, а прекрасным, женственным. Глаза смеялись, на полных губах играла беспечная улыбка. Грудь высока, обе чаши крупные и торчащие, красные ободки горят как розы. Глаза Томаса вылезли из орбит, не сразу рассмотрел, что на груди каждой женщины огнём полыхают знаки, которые он определил как буквы чужого языка.

— Что там написано? — спросил он шёпотом.

— Да какая тебе разница?

— Ну… не знаю.

— Брось, твоего имени там нет.

Томас прошептал:

— Это имена?

— Да.

— А как зовут… вот эту?

— Это не их имена, а их владельцев.

Томас нахмурился:

— И здесь рабство? Надо вмешаться…

— Да нет, это гурии. У них одна обязанность — услаждать праведников. На каждого праведника, ты ж слышал, по десять тысяч этих красавиц. А всем праведникам, да будет тебе известно, всегда по тридцать три года.

Томас прошептал:

— Все равно, видать, с праведниками у них не густо.

— Не знаю, не знаю. А чтоб не перепутались, у каждой на груди имя своего праведника. Подумай, Томас, у мусульман рай поинтереснее… А к утру, ты слышал, все гурии снова становятся девственницами.

У Томаса сам собой вырвался вздох, но когда заговорил, голос был твёрд и непоколебим как скалы Йоркшира:

— Я останусь верен Пречистой Деве.

— Ну тогда пойдём, — сказал Олег безжалостно. — Нечего глазами раздевать тех, кто и так уже…