Откровение

— Желания Сатаны — понятны, просты. Как и его цели: удовлетворить эти желания. Человека я создавал в высший миг своего подъёма! Второй раз не под силу даже мне. Но не под силу оказалось и вести по пути высокому и светлому. Да твой друг, прозванный Вещим и Мудрым, знает… спроси, почему он создал эйнастию? Кто, как не он, просидев в пещере сотню-другую лет в поисках Истины, срывался в дикие загулы?.. Словом, я ощутил, что начинаю катиться в бездну… Ангелы, архангелы, серафимы — разбредались, путались, противоречили друг другу. Я чувствовал, что уже потерял контроль над миром, который создал: теперь это не одинокая пара в Эдеме! Я ощутил страшную опасность. И тогда я обратился к единственному, к чему может обратиться Творец… да, к своему лучшему произведению. Когда я вижу человека, мне всякий раз хочется жить и работать… я чувствую, что чего-то стою… Потому я позволил… прости, Томас!.. но вы пришли, вы ворвались как свежая буря, вышибая двери… вы принесли грозу… и ясность.

Олег сказал раздражённо:

— Что-то я тебя не пойму. Если ангелы — плоды твоих мыслей, точнее, сами мысли… рассеянные мысли — рассеянные ангелы, глупые мысли — глупые ангелы, тупые…

— Не продолжай, — попросил Голос, в нем слышалась досада, — так что ты не понял?

— Как я могу понять, кто из них какой, если ты сам не понимаешь, что творится в твоей голове?

Томас вздрогнул, опять святотатство, но могучий голос вдруг стал словно бы скорбным:

— А что, твои мысли тебя никогда не подводят? А внутренний голос никогда-никогда..? Мне показалось, что со стороны может быть виднее, какой из ангелов меня предаёт. То бишь, какая мысль влечёт к поражению.

— А их оказалась не одна!

— Не одна, — согласился Огонь. — Но тут вы показали себя, показали…

Томас виновато опустил голову. Олег подумал, неожиданно кивнул:

— Вообще-то знакомо… Мысли то разбегаются как вспугнутые тараканы, то засыпают как сытые свиньи. А то и просто одна другой противоречит… да что там противоречит! Иной раз до смертоубийства… А побеждает далеко не всегда лучшая. Чаще — более простая, понятная. Даже прямой Томас, а уж он рыцарь хоть куда, знает, что мысли иной раз как бараны бьются одна с другой. Бываешь рад даже дурню. Хоть брякнет глупость, но подтолкнёт к свету… Значит, ты заманил нас, чтобы мы помогли тебе разобраться в своих же мыслях?

Томас вскрикнул непонимающе:

— Мы?

— Мне не нужны угодники, — объяснил нечеловеческий голос, — но и праведники ни к чему… Мне важнее вы двое… как поле битвы между мной и Сатаной.

Олег покосился на отважного Томаса:

— Ну-ну, мы как раз те люди. Помочь мыслить — это как раз по нам… Ты ж дал человеку свободу воли. За него не отвечаешь.

— Да, но творил по своему образу и подобию! Значит, отвечаю. Уже нисходил к ним, пробовал брать их вину и дурость на себя, чтобы могли как бы всё сначала… в переносном смысле, конечно: взять другие имена, начать жить правильно и праведно… Но хотел как лучше, а получилось, как на Руси. Вернулся к тем заветам, которые когда-то дал Моисею… косноязычный растяпа разбил из них треть, пока опускался с горы, а еще треть истолковал неверно… так вот одному бедуину подсказал как подправить эти заветы… но и у того получилось не совсем то, что я хотел… хоть и получше.

Сердце Томаса обливалось кровью, Господь страдает в сто тысяч раз сильнее, чем человек, даже толстокожий калика это ощутил:

— Да брось… Мир улучшается. Я тоже когда-то хотел всех сразу из болота. А когда по голове настучали как раз те, ради которых душу рвал на части…

— Словом, — донеслось из-за полога, — вы убедили меня…

— Перебив половину ангелов? — бросил Олег с тяжелым сарказмом. — Ах да, это же всего лишь твои мысли! Что ж, я верю, что так можно кого угодно убедить… Хочешь, я тебя для пущей вразумительности ещё и по голове врежу?

Томас ощетинился, бросил руку на рукоять меча, еще не зная, на чью сторону встанет, но Голос прозвучал с прежней кротостью:

— Ты уже врезал… До сих пор в ушах звенит, а перья по всему саду летают. Мой самый преданный архангел перешел на сторону врага! — Уриил, Уриил… это был, можно сказать, мой внутренний голос… А вы двое, в отличие от меня, заметили. И, более того, сумели…

Томас, внезапно что-то вспомнив, вздрогнул, его пальцы пробежали по горлу, словно что-то надеялся или страшился найти:

— Я ничего не понял из ваших речей… но, Господь, скажи мне, твоему воину: почему Сатана жив и строит козни? Ведь для тебя прихлопнуть его, что собаке муху!

Бог смолчал, а калика обронил:

— В предпоследнем Откровении сказано, что Бог ничего уже давно не делает сам. Только руками людей.

— Почему? — не понял Томас. — Рук не хочет марать? Так у Сатаны не кровь, а так… тоже искорки. Ты же вон, Господи, и так весь в костре сидишь, даже ушей не видать.

Неожиданно вздохнула Ярослава.

— Томас, — голос её был тих, — разве не видишь… он смертельно устал.

Томас подпрыгнул. Глаза стали дикими. В изумлении смотрел то на полыхающий огонь, то на Ярославу, наконец перевел взор на калику. Тот покачал головой с видимым упреком:

— Рано…