— Я бы сказал, что у вас синэстезия, — сказал он, — это чрезвычайно редкое состояние. Но оно случается.
— А что бы вы сказали, если бы я заявил вам, что могу включать это «состояние» и выключать его по своей воле? Я имею в виду, использовать его только тогда, когда хочу?
Он улыбнулся.
— Я бы сказал, что вы сумасшедший. Хорошего вам утра, мистер Крисп.
Вы, конечно, знаете теперь, как я отношусь к докторам.
V
Неприятный сюрприз
Мне будет очень трудно адекватно передать свои ощущения в тот момент, когда я увидел свого отца, стоящего прямо в дверях
Затем Жанна пришла мне на помощь.
— Я позволила им войти. Он сказал — точнее рассказал мне — он сказал, что он — твой отец.
С помощью величайшего усилия и крайнего физического напряжения я попытался ответить.
— Да, — пробормотал я охрипшим, неестественным голосом. — Это мой отец.
Я не забыл о своем юношеском обещании никогда больше с ним не разговаривать.
— Привет, сын.
Понимая мое затруднительное положение, Жанна попыталась помочь.
— Маэстро Крисп не может сейчас принять вас, — сказала она.
— Конечно же, он может принять меня. Я ведь его отец. Орландо,
— О, ради Бога! — закричал я, не в силах больше сдерживать себя. — Заходи и закрой дверь! Или ты хочешь, чтобы весь мир знал о наших делах?
— Мне наплевать, пусть весь мир
Я осмотрел ее — я имею в виду всю ее, внутри и снаружи — отдельным презрительным взглядом: низкопробная, кричаще безвкусная, алчная.
— Я знаю, твоя мать не захотела бы, чтобы я остался одиноким на склоне лет, Орландо.
— Не оскверняй ее имя, говоря так, — сказал я.
— Я не говорю так. Я просто сказал…
— Я слышал, что ты сказал. И откуда
— Как пожелаете.
Она тихо ушла на цыпочках.
— Я поклялся никогда больше с тобой не разговаривать, — сказал я после того, как Жанна ушла.
— Я знаю, что ты на самом деле не это имел в виду. Это было просто…
— Просто что?
Послушай, я всегда хотел помириться с тобой, Орландо, — сказал отец
Он не изменился ни ни йоту: всё такой же маленький, бледный и слабый, по-прежнему говорит о невозможном, словно, несмотря ни на что, это было вероятным.
— Ты не понимаешь, о чем говоришь.
— Что случилось раньше — я думаю — то и случилось. Это в прошлом и давно забыто. Твоя мать первой бы сказала так.
— Прошу, перестань говорить о том, что моя мать сказала бы или не сказала бы.
— Я только имею в виду…
— Я знаю, что ты имеешь в виду, — завопил я. — Все, что ты имеешь в виду — это «много воды утекло с тех пор» или «живи, и дай пожить другим», или «не могли бы мы начать все сначала», и дюжина других слащавых клише, скрытых в твоей позорной лысой голове. Разве не так?
— Разве мы не можем быть друзьями, Орландо?
— Я уже говорил тебе раньше, и скажу снова: я не люблю тебя. И никогда не любил. Ты даже не нравишься мне.
— Я уверена, что нет необходимости грубить своему отцу, — сказала мисс Лидия Малоун, впервые обратившись ко мне.
Отец терпеливо вздохнул.
— Все в порядке, Лидия, он не может сдержаться. Он был груб со мной большую часть своей жизни. Я привык к этому.
— Ты, чертов
— Следи за языком, Орландо.
— Послушай, я не думаю, что нам есть о чем говорить. Почему бы вам обоим просто не уйти потихоньку?
Они обменялись друг с другом быстрыми взглядами. Мисс Лидия Малоун почти незаметно кивнула моему отцу.
— Вообще-то, мы пришли сюда с неким намерением, — сказал отец тихим, достаточно коварным тоном.
— Ну?
— Я имею в виду, не только для того, чтобы помириться; хотя, видит Бог, этой причины более чем достаточно для того, чтобы я был здесь.
— В самом деле?
— Ты все очень сильно усложняешь для нас с Лидией, когда так высокомерно разговариваешь…
— Именно в этом мой замысел.
— Конечно, мы слышали, что ты преуспел. Лидия показала мне статью в ресторанной хронике одного из воскресных приложений, так что я вырезал и сохранил ее. Ты все делаешь довольно неплохо, Орландо. На самом деле, довольно неплохо.
— Переходи к делу.
— Как я уже сказал, ты все весьма усложняешь для нас…