Юбилей — время покаяния. И здесь Евтушенко неутомим. В стихотворении «Посмертная зависть» он, на мой взгляд, несколько грубовато выговаривает тем умершим, кто в своих интервью высказывался о нем нелестно. В свое оправдание Евтушенко приводит довод, который может сделать своим спасительным принципом каждый: «В людей хороших я не плюнул словом, и потому ни на кого не злой, из-под земли и на земле оплеван, я счастлив на земле и под землей».
Книга стихотворений Евгения Евтушенко «Я прорвусь в XXI век» открывается публицистической статьей, в которой он откровенно признается, что не любит сегодняшних проворовавшихся добытчиков — шакалов:
С таким оскалом вам по скалам
не доползти до облаков.
Между шакалом и Шагалом
есть пропасть в несколько веков.
Евтушенко цитирует строчки Альбера Камю: «Каждая стена — это дверь». И поэтому совершенно справедливо суждение Евтушенко: «Даже на глухой стене можно нарисовать форточку надежды». Любопытный сын поэта, его полный тезка, в 9 лет спросил отца, увидев роспись потолка в Сикстинской капелле Микеланджело: «Папа, а ты где окажешься — в аду или в раю?» Вопрос показался ему интересным, а эту философскую тему о жизни и смерти он афористично обобщил: «Выбросьте ад из головы». Этот пелевинский совет хорош, но смотря как его понимать. Может быть, все-таки лучше держать для самоконтроля ад в голове, чтобы его не было в жизни».
Шальной Казанова
В детстве с арбатской ребятней он играл в руинах разбомбленного Театра Вахтангова, а потом всю жизнь на его сцене. Множество ролей он сыграл в кино. Любил красивых женщин, самозабвенно предавался страстям и за это платил очень дорогую цену: умерла любимая жена, сына пришлось спасать от увлечения наркотой. Сильный человек преодолел все. У Александра Блока он нашел пророческие строки:
Пройди опасные года.
Тебя подстерегают всюду.
Но если выйдешь цел — тогда
Ты, наконец, поверишь чуду…
Незадолго до своего семидесятилетия он вновь стал отцом.
—
— Обожаю.
—
— Н-е-ет! Никогда. Паясничать мог.
—
— Еще не разучился.
—
— Меня даже в школе называли шалявой.
—
— Сам довольно долго пошаливал.
—
— Нет. Я городской. И природу просто не знал. Мои шалости были невинными. Во время войны был я с детдомом в деревне. Увидел на траве какашки козьи и спрашиваю: «Что это такое?» Меня разыграли: «Собери побольше и отнеси повару — он тебе конфетки сварит». Набрал я, в двух руках принес. Ну, он меня изрядно поколотил. Бегал за мной — еще поддать.