Откровенно об иммунитете. Вакцинация

Вампиры в то время витали в воздухе. Был запущен новый телесериал «Истинная кровь», и скоро обещали премьеру «Дневников вампира», а сага «Сумерки» сначала вышла как книга, которую я не читала, а затем в виде фильма, который я не смотрела. На бампере машины, припаркованной в нашем квартале, красовался стикер «Кровь – это новый черный», а когда я, впервые после родов, посетила книжный магазин, то обнаружила там целый отдел книг о вампирах для подростков. Вампиры стали частью культурного мейнстрима, но я, как новоиспеченная мать, зафиксировалась на них, потому что для меня это был способ думать о чем-то другом. Вампир был метафорой, но мне трудно сказать, был ли он метафорой меня самой или моего ребенка. Днем он спал, а ночью просыпался, чтобы пососать моего молока, а иногда он выдавливал из сосков кровь своими беззубыми челюстями. С каждым днем он становился все более и более энергичным, я продолжала оставаться слабой и бледной. Я жила за счет крови, которая не была моей.

Сразу же после того, как мой сын появился на свет, во мне, несмотря на то что до этого момента роды протекали абсолютно нормально, что-то произошло, матка буквально вывернулась наизнанку, последовал разрыв капилляров, и из матки хлынула кровь. После того как я родила – без медицинского вмешательства, без обезболивания, без внутривенных лекарств, – меня срочно доставили в операционную и погрузили в глубокий наркоз. Я очнулась, дрожа от холода, укрытая грудой подогретых одеял. «Это случается со всеми, кто сюда попадает», – флегматично заметила акушерка, которая стояла надо мной в нимбе яркого сияния; от ее слов у меня усилилось впечатление, что я реально побывала на берегах Стикса. «Куда – сюда?» – хотелось мне спросить. Я была слишком слаба, чтобы двигаться, но, когда попробовала пошевелиться, обнаружила, что все мое тело опутано трубками и проводами: в вены обеих рук были введены внутривенные катетеры, между ног я ощущала мочевой катетер, на груди были приклеены датчики, а на лицо была надета кислородная маска.

Оставшись одна в палате, я погрузилась в сон, а проснулась от страшного ощущения: мне показалось, что я перестала дышать. Рядом пиликали мониторы аппаратуры. Медсестра, возившаяся с машинами, сказала, что ей кажется, что монитор неисправен, потому что включился сигнал тревоги, оповестивший о том, что я не дышу. Я начала кашлять и никак не могла вдохнуть, чтобы сказать «помогите», прежде чем потеряла сознание. Когда оно вернулось, в изножье моей кровати стоял врач; было решено перелить мне кровь. Это воодушевило медсестру, которая сказала мне, что переливание крови – это волшебство. Она сообщила, что она видела, как нормальный цвет возвращается на серые лица больных после гемотрансфузии, что люди, которые не могли даже пошевелиться, после переливания садились в кровати и просили есть. Она не употребила слов «жизнь» и «смерть», но дала мне понять, что видела, как мертвецы возвращаются к жизни.

Я не почувствовала, что возвращаюсь к жизни, когда охлажденная кровь начала поступать в мои вены. Я только ощутила, как зловещий холод пополз от руки к груди. «Обычно люди этого не замечают», – сказал мне врач, когда я спросила, какова температура крови. Рискуя упасть, он стоял на стуле с колесиками и высоко держал пакет с кровью, чтобы она, под действием силы тяжести, быстрее текла в мои жилы. По правилам госпиталя ребенок не мог находиться со мной в реанимационной палате, и врач не мог изменить это правило, но он старался побыстрее перелить мне кровь, чтобы скорее вернуть в отделение. По краям поля зрения у меня появился черный ободок, в животе появилась сжимающая боль, помещение завертелось перед глазами. «Все это нормально, – подбодрил меня врач и добавил: – Помни, это не твоя кровь».

Можно придумать много объяснений робости и страха, которые я испытывала в течение нескольких недель после родов: я была молодой неопытной матерью. Я была оторвана от семьи. Я была обескровлена. Я сходила с ума от утомления. Но истинная причина страха ускользала от меня еще несколько месяцев, до тех пор пока я не отплыла от берега озера в моей маленькой лодочке, сделанной из гнутых деревянных планок, обтянутых прозрачным полотном. Я много раз плавала по озеру в этой лодочке и никогда не испытывала страха, но на этот раз пульс начал гулким эхом отдаваться у меня в ушах. Я вдруг осознала, что подо мной невероятно огромная масса воды, подо мной холодная безмерная глубина, и я вдруг поняла, насколько хрупка моя лодка. «О, – подумала я не без разочарования, – оказывается, я боюсь смерти».

Вампиры бессмертны, но их нельзя назвать живыми. Стокер использовал для Дракулы название зомби. Творение Франкенштейна, и манкурты, и все прочие оживленные трупы – все они зомби, а не бессмертные в духе греческих богов. Слово «зомби» занимало меня долгое время после родов, когда я часто находила поводы думать об этом. Слава богу, я была жива, но чувствовала себя совершеннейшим зомби.