Откровенно об иммунитете. Вакцинация

Во время операции мне вводили нитроглицерин. «Это вещество применяют в бомбах», – просветила меня акушерка. Мне хотелось, чтобы из моих вен вытащили катетеры, чтобы мне было удобно держать сына, но акушерка сказала, что в вены вводят антибиотики для профилактики инфекции. «В твоей матке побывало очень много чужих рук», – откровенно сказала она мне. Там побывали и ее руки, когда она принимала роды и отделяла плаценту, но после этого была операция, а ее тоже выполняли руками, не оставив ни одного разреза на коже. Когда я узнала об этом, то была поражена магией и обыденностью того, что техникой, спасшей мне жизнь, были человеческие руки. Конечно же, наша техника – это мы.

«В твоей матке побывало много чужих рук» – эта фраза долго звучала у меня в ушах после операции, вместе с фразой: «Помни, это не твоя кровь». Моя беременность, как и любая другая беременность, побудила меня понять, что мое тело принадлежит не только мне и его границы менее отчетливы, чем мне казалось раньше. С этой мыслью было нелегко примириться; мне очень не нравилось, что многие метафоры, приходившие мне на ум во время беременности, были политического свойства: вторжение, оккупация, колонизация. Но во время родов, когда насилие над моим телом было самым сильным, я больше всего осознавала не уродство зависимости моего тела от чужих тел, а красоту этой зависимости. Все, что происходило со мной в госпитале после рождения сына, даже то, что и сейчас кажется мне холодным и жестоким, я тогда воспринимала как пламенную гуманность. Когда мне становилось хуже, звучал сигнал тревоги, и ко мне спешили врачи; для меня добыли пакеты с чужой кровью, и врач исполнял роль стойки капельницы; мне подносили к губам кусочки льда. Человеческие руки были во мне и во всем, что прикасалось ко мне: в нитроглицерине, в машинах, следивших за моим дыханием, в крови, которая не была моей.

«Если хочешь понять любой момент времени или любой момент культуры, просто посмотри на вампиров этого момента», – говорит Эрик Нузум, автор книги «Мертвые приходят быстро». Наши вампиры не похожи на безжалостных вампиров викторианской эпохи, обожавших детскую кровь и не гнушавшихся ею. Наши вампиры противоречивы. Некоторые из них предпочитают ходить голодными, но не едят людей, некоторые удовлетворяются синтетической кровью. «Почти все эти современные вампиры стремятся быть нравственными», – заметила журналистка Марго Адлер, которая с головой погрузилась в романы и телевизионные сериалы о вампирах после смерти мужа. «Принято говорить о вампирах как о сексуально одержимых существах, обладающих гипнотической силой и способностью к интимному проникновению, пьющих кровь и так далее, – писала она. – Но большинство современных вампиров говорят не о сексе, а о власти».

Власть, конечно, похожа на вампира. Мы наслаждаемся властью только потому, что ее нет у кого-то другого. Власть – это то, что философы называют благом положения, имея в виду, что ее ценность определяется тем, как много ее в руках одних людей в сравнении с другими людьми. Привилегии тоже являются благом положения; впрочем, некоторые утверждают, что таким же благом является и здоровье.

Наши вампиры, какими бы другими они ни были, остаются напоминанием о том, что наши тела проницаемы. Напоминанием о том, что мы питаемся друг другом, что мы нуждаемся друг в друге, чтобы жить. Когда наши вампиры борются со своей кровожадностью, они дают нам возможность подумать о том, чего мы просим у других, чтобы выжить.

* * *

У моего отца на левом плече есть шрам от противооспенной вакцины, введенной под кожу более полувека назад. Благодаря этой вакцине в мире была искоренена оспа. Последний случай заболевания оспой имел место в тот год, когда я родилась. Три года спустя, в 1980 году, было официально объявлено, что болезнь, убившая в двадцатом веке больше людей, чем все войны этого столетия, исчезла с лица земли.

Теперь вирус оспы существует только в двух лабораториях: одна из них находится в Соединенных Штатах, другая – в России. Вскоре после искоренения оспы Всемирная организация здравоохранения несколько раз устанавливала сроки уничтожения этих запасов вируса, но ни одна страна не подчинилась. В дискуссии по этой проблеме в 2011 году представители Соединенных Штатов утверждали, что вирус надо сохранить еще на какое-то время, чтобы – на всякий случай – разработать более качественную вакцину. В наше время оспа прекратила свое существование как болезнь и сохранилась только как потенциальное оружие. Даже если все запасы вируса будут уничтожены, оспа может оставаться оружием. Мы многого не знаем о вирусе натуральной оспы, в том числе и причин его высокой вирулентности, но теоретически мы знаем достаточно много, чтобы воссоздать его в лаборатории. «Наши знания, – замечает по этому поводу Карл Циммер, – придают вирусу своего рода бессмертие».