Откровенные

— Анна Аполлоновна, здравствуйте! — проговорил он, пожимая ее крошечную руку… — Догадываетесь ли вы, зачем я сюда попал? — тихо прибавил он, останавливая ее в коридоре.

— Слушать оперу, надеюсь?

— Вас видеть, вас, и сообщить вам кое-что интересное…

Анна Аполлоновна обдала его превосходительство чарующим взглядом и шутливо заметила.

— Будто меня видеть?.. Как вы могли знать, что я здесь?

— Как видите, узнал… Мне так хотелось видеть вас сегодня, что я поехал к вам.

— Вы были у меня? — воскликнула Анна Аполоновна, видимо приятно польщенная этим посещением.

— То-то был и, узнавши, что вы здесь, приехал сюда…

— Я никогда не смела бы ожидать такой любезности с вашей стороны… Это слишком льстит мне…

— Да разве вы не видите, что совсем свели меня с ума? С первого же раза, как были у меня в департаменте…

— Будто?

— Я правду говорю. Еще бы! Вы такая хорошенькая… Такая…

Очарованный Павлищев не находил слов.

— Какая еще?..

— Одним словом, прелесть, что такое… Вы одна из тех женщин, ради которых даже и я покривил душой! — шептал Павлищев, пожирая Анну Аполлоновну влюбленными глазами.

И пикантная блондинка, хорошо знавшая цену этих мужских взглядов, весело улыбалась, слушая эти речи. Она хорошо понимала, что понравилась его превосходительству (не даром он так скоро исполнил ее просьбу, в этом, разумеется, и было то «интересное», о чем он торопился сообщить ей), и втайне радовалась, что ей придется «благодарить» не какого-нибудь расслабленного, отвратительного старого развратника, а такого моложавого, свежего и красивого, каким был Павлищев. И — кто знает? — не увлечется ли он ею серьезнее после интимного знакомства?.. Эти мужчины ведь такие капризные и такие свиньи!

— А что же интересное вы хотели мне сказать, Степан Ильич?

— Не догадались разве? Ваша сестра получит пенсию.

— Милый, добрый, — радостно шепнула Анна Аполлоновна, сжигая Павлищева многообещающим быстрым взглядом.

— Я сегодня докладывал министру. Торопился, чтобы поскорей заслужить вашу благодарность, — чуть слышно промолвил Павлищев.

— И заслужили… Я держу свое слово, когда даю его такому милому и интересному человеку, как вы, — значительно произнесла молодая женщина. — С другими можно нарушить слово, а с вами — нет! — прибавила она с очаровательной улыбкой.

Павлищев совсем растаял от этого комплимента и сказал:

— Так знаете ли что?.. Не будем откладывать в долгий ящик обещанного свидания… Едем после спектакля ужинать… Поболтаем наедине… Вы мне расскажете о себе… о вашем муже…

— Однако, вы нетерпеливый, как посмотрю! — усмехнулась молодая женщина. — Сегодня я не могу…

— Анна Аполлоновна!.. За что же такая немилость?.. А я так надеялся! — произнес упавшим голосом Павлищев с растерянным видом кота, от которого улизнула мышка.

— Со мной сестра… Если хотите, поедем втроем? — лукаво спросила Рогальская.

Черт бы ее побрал, какая она соблазнительная, эта блондинка, с ослепительно-белой шеей и этой роскошью бюста! И сколько неги в ее лукавых черных глазках! — думал Павлищев. Он уже заранее предвкушал удовольствие ужина с шампанским в тиши уединенного кабинета, с бойким и оживленным разговором этой несомненно умной женщины, прерывающимся поцелуями… и вдруг: «не хотите ли ехать втроем?»

— Анна Аполлоновна… Ради Бога… Требуйте от меня, что хотите, но только едем сегодня, — почти молил Павлищев страстным, взволнованным тоном, озираясь, однако, но сторонам.

На счастье его, в том месте коридора, где они стояли, публики не было, и только старик-капельдинер мог наблюдать излияния влюбленного статского генерала.

— А что же мы будем делать с сестрой? — спросила молодая женщина.

— Отправьте ее домой… Возьмите мою карету… Скажите, что вы едете куда-нибудь на вечер…

— Разве что так… Ну, будь по вашему!.. Я еду с вами! — шепнула Анна Аполлоновна…

Они условились, что выйдут из театра до окончания спектакля, чтоб при разъезде их не заметили. Павлищев крепко пожал руку молодой женщине и отправился, веселый и радостный, в фойе.

— Вы как сюда попали, ваше превосходительство? — обратился к нему с веселым хохотом господин Яновский, хлопая Павлищева фамильярно по плечу, тоже один из видных молодых представителей «свежих сил», веселый и способный малый, известный прожигатель жизни, враль, циник, бесшабашный оппортунист (как он себя называл) и постоянный посетитель всех публичных мест. — Вас нигде не видно — вы ведь анахоретом живете и грешите при закрытых дверях — и вдруг… в Малом театре! Что сие обозначает? — любопытно посматривая на Павлищева, допрашивал Яновский, после дружеского пожатия.

— Ничего не обозначает… Просто захотел послушать музыки, — отвечал Павлищев, не особенно довольный встречей с этим болтуном и сплетником.

— И отвратительных певцов!? Та-та-та!.. Рассказывайте, кому хотите, только не мне! — расхохотался Яновский, подмигивая глазом…

— Предоставляю вам верить или не верить, как знаете… А вы зачем здесь?