Откровенные

Павлищев утвердительно кивнул головой и с серьезным видом заложил салфетку за галстук. На лице его появилось то плотоядное выражение, которое бывает у гурманов, и он словно собирался не просто обедать, а, так сказать, священнодействовать.

Когда татарин подал биск, Павлищев стал его есть не спеша, видимо смакуя и суп, и пирожки, и занятый в это время, казалось, одной едой. Несколько утомленный от дневной сутолоки и работы, он жаждал отдыха от всех этих проектов, мер и предположений, над которыми трудился вместе со своим патроном, и находил его в культе чревоугодия. По крайней мере, обед хоть отвлекал его от дел. И без того до поздней ночи придется сидеть за работою…

С загоревшимися глазами накладывал он на тарелку гатчинскую форель и поливал ее пикантным соусом.

Съевши кусок дикой козы и запив чуть-чуть тепловатым красным вином, Павлищев утолил свой голод и и остальные блюда ел уже ленивее.

Когда подали кофе с fine champagne, Павлищев закурил душистую сигару, чувствуя несколько приятное и игривое настроение после вкусного обеда и нескольких стаканов вужо. Ему теперь вместо десерта хотелось бы общества веселой и хорошенькой женщины.

Образ этой пикантной блондинки Рогальской мелькал в воображении его превосходительства. Отлично бы теперь к ней поехать и сказать ей, что сегодня он докладывал министру, и сестра ее получит пенсию. То-то она обрадуется и, быть может, заплатит свой долг. «Препикантная бабенка!» — мысленно подхваливал Павлищев, воспламеняясь все более и более и готовый сейчас же на рискованное посещение.

И, расплатившись за обед, Павлищев вышел из ресторана, отпустил кучера домой, а сам взял извозчика и отправился к Рогальской, веселый и радостный, как школьник.

Когда извозчик остановился у подъезда большого дома на Фурштадской. где жила Анна Аполлоновна Рогальская, Павлищев был в некоторой трусливой нерешительности. Несмотря на видимую «проблематичность» пикантной блондинки, этот визит к ней, к женщине, которую он видел всего два раза, показался теперь ему несколько рискованным и, главное, мог поставить его в смешное положение. Что, если его встретит муж и если вообще она будет не одна? Какую глупую роль он должен будет разыграть, и какие могут пойти о нем по городу слухи. Скажут, что Павлищев, директор департамента, ворвался в чужую квартиру, как какой-нибудь сумасбродный юнкер.

Все эти соображения значительно расхолодили его превосходительство и внушили ему благоразумную осторожность, и он вошел в подъезд, приподняв воротник шубы и надвинув на лоб свою бобровую шапку, имея в виду сделать предварительные разведки.

Швейцар дремал в кресле и на вопрос: здесь ли живет г. Рогальский? отвечал, что здесь, в четвертом этаже.

— Он дома?

— Никак нет. В Москву уехали.

— В Москву? — переспросил Павлищев, ощущая прилив веселого чувства. — И давно уехал?

— Три дня тому назад.

— Когда он вернется?

— Обещали на будущей неделе.

— Экая досада, что его нет! — промолвил Павлищев, взглядывая на швейцара, который, в свою очередь, пытливо посматривал на господина, интересовавшегося не барыней, а барином. Это было что-то диковинное.

— Ну, спасибо тебе, братец, что сказал, когда барин вернется… Мне нужно его видеть…

С этими словами он подал швейцару рублевую бумажку, вызвавшую горячую благодарность, и как бы мимоходом кинул:

— А супруга его, Анна Аполлоновна, у себя?

— И их нет. В театр уехали.

— Не знаешь ли, братец, в какой?..

— Нанимали извозчика в Малый театр.

— Одна уехала?

— Нет-с, с сестрицей… А как прикажете о вас доложить?

— Не нужно, братец, докладывать. Я завтра приеду. Когда удобнее всего застать барыню?

«Вот оно что. Барин-то был для отвода глаз!» — подумал швейцар, стараясь определить по виду положение Павлищева.

— Около двенадцати утра, когда только что вставши… Тогда они дома и одни, — как-то значительно почему-то подчеркнул швейцар. — Или в шесть часов после обеда… А в другое время барыня редко бывает дома. В разъездах все больше.

Павлищев вышел, сопровождаемый швейцаром, и направился пешком к Литейной. На углу Сергиевской он нанял на всякий случай двухместную карету и велел везти себя в Малый театр, окрыленный игривыми надеждами на ужин в отдельном кабинете с хорошенькой блондинкой, после спектакля.

Через четверть часа его превосходительство, солидный и серьезный, чуть-чуть приподняв свою белокурую голову, пробирался в четвертый ряд кресел и, скромно усевшись, принялся слушать оперу, нетерпеливо ожидая антракта.

Антракт наступил скоро. — Павлищев приехал к концу первого акта. Поднявшись, его превосходительство оглядывал жадными глазами в бинокль ложи и партер и, наконец, увидал свою блондинку. Она сидела в седьмом ряду рядом с сестрой, тоже недурненькой женщиной, элегантно одетая и хорошенькая. Павлищев весело усмехнулся и, встретив ее взгляд, слегка наклонил голову, получив в ответ самую милую и обворожительную улыбку. Вслед затем она встала и направилась к выходу, что-то шепнув сестре. Павлищев тотчас же пошел за ней.