Откровенные

По некоторым соображениям, Марк не счел нужным предупреждать сестру о намерении Павлищева навестить ее. И для Марьи Евграфовны было совершенной неожиданностью его появление. Она страшно смутилась и заволновалась. Внезапно побледневшая, с замирающим сердцем, она смотрела во все глаза на человека, которого так любила, на этого, так мало переменившегося с тех пор «Степу», такого красивого и элегантного, тоже, в свою очередь, несколько смущенного и изумленного. И он не ожидал увидать перед собою такую хорошенькую, свежую женщину, казавшуюся совсем молодой девушкой, с этими большими, детски испуганными, широко раскрытыми глазами, с гибким станом и с роскошными темно-русыми волосами. Что-то невольно располагало к ней, и Павлищев, при виде этого взволнованного красивого лица, испытывал смешанное чувство жалости, виноватости и удивленного восхищения завзятого женолюба, понимающего толк в женской красоте.

«И как она выправилась. Как хорошо держит себя!» — невольно пронеслось у него в голове.

Около Марьи Евграфовны стоял прелестный мальчик с белокурыми вьющимися волосами и с недоумением и страхом переводил свой темный глаз с бледного, взволнованного лица матери на этого незнакомого красивого господина. Другой глаз мальчика был почти закрыт веком и и это придавало его личику какое-то грустное и меланхолическое выражение. Он был до поразительности похож на отца, и Павлищев почувствовал это с первого же мгновения. Почувствовала это и Марья Евграфовна.

— Вы не ожидали, Марья Евграфовна, что я осмелюсь прийти к вам, — заговорил, наконец, Павлищев тихим, мягким своим тенорком и робко протянул ей руку.

Она подала ему свою похолодевшую белую широкую руку. Павлищев поднес ее к губам и почтительно поцеловал. Марья Евграфовна как-то смущенно отдернула руку.

— Не ожидала, — чуть слышно проронила она, — после стольких лет…

И, стараясь подавить свое волнение, прибавила, опускаясь, на диван:

— Садитесь, Степан Ильич…

Мальчик тотчас же сел около матери, словно бы желая защитить мать против господина, который, казалось ему, так напугал маму. И он с вызывающим и в то же время испуганным видом взглядывал на Павлищева.

А Павлищев, опустившись в кресло, между тем продолжал:

— Я не стану оправдываться. Я много, много виноват, перед вами, и вы меня, конечно, никогда не простите…

Голос его, гибкий и нежный, звучал, казалось, искренностью и пробирался к самому сердцу Марьи Евграфовны.

С каким-то инстинктивным кокетством когда-то любимой женщины, она оправила свои волосы и, вся краснея, ответила кротко и просто:

— Я давно простила.

— Давно простили!? Добрая вы! — вымолвил Павлищев, чувствуя, что не совсем еще потерял прежнее свое обаяние у этой женщины, и взглянул на Марью Евграфовну мягко и нежно, как умел глядеть на женщин, которых, хотел обворожить.

Почувствовала и Марья Евграфовна, что этот чарующий взгляд все еще действует, и сердце ее тревожно встрепенулось. Она поняла, что этот человек до сих пор не совсем чужой ей, и все хорошее в прошлом, эти три года их совместной жизни, эти розы ее первой любви без, позднейших шипов и разочарований, все это невольно припомнилось ей при виде Павлищева… И в доброй душе ее уже готово было оправдание сильно любившей женщины для человека, которого никто бы не оправдал.

— Если б не Бугаев, я и не знал бы, что вы здесь..

— Но я не просила Бугаева говорить обо мне! — перебила с горделивым видом, молодая женщина. — Я не рассчитывала когда-нибудь с вами встретиться и чем-нибудь напомнить вам о себе.

— Знаю, знаю. К чему вы это говорите? Вы все такая же, как были десять лет тому назад… И как же мало вы переменились!?.. Только еще более расцвели и… похорошели.

Марья Евграфовна вспыхнула и нахмурила брови, точно недовольная этим комплиментом, хотя в душе и бесконечно была рада, что Павлищев сказал ей это. Но гордость не позволяла ей показать этой радости. Пусть он ничего не знает.

И она с строгим видом, как будто не обращая никакого внимания на последние слова, проговорила:

— Я, конечно, не виню Бугаева… Семья его, действительно, в отчаянном положении, и он…

— А я теперь положительно благодарен Бугаеву. И в доказательство дам ему место… Скажите ему об этом, — перебил Павлищев, испытывая желание явить перед Марьей Евграфовной свое великодушие, — пусть приходит ко мне в департамент…

Молодая женщина промолвила:

— Вы делаете большое благодеяние для его семьи…

— Я это делаю ради нашей встречи, Марья Евграфовна… Верьте, я никогда не сомневался в вашей гордости… Сегодня еще был у меня ваш брат и говорил, что вы никогда и не думали дать весть о себе… Я вас понимаю. Я так тяжко виноват… И какой славный ваш брат и как он похож на вас наружностью… Так же, как вот этот бедный мальчик на своего отца! — прибавил вдруг тихо Павлищев, взглядывая на Васю.

— Да, он похож, — прошептала Марья Евграфовна и задумалась.

— Я слышал, вы хотите делать ему операцию.

— Не решаюсь еще…

— Позвольте мне помочь в этом… Я приглашу лучшего хирурга…

— Благодарю вас, не надо…

— Вы не хотите принять даже такой услуги?