Наконец-то домой. Мама с работы пришла уже, наверно. Скрипел снежок. В корзинке – остатки подарка в порванном бумажном кульке. Вечером гости. Бабушка обещала «Наполеон» и кральки. Показалось, даже запахло кремом и горячим песочным печеньем. Валька с Юлькой скоро отвернули на свою Народовольческую, потом Стеллка на Горького. И вот я шла одна в синем воздухе. А песенка совсем не про синий иней, оказывается:
– One… – как там? – One way ticket…
Наталья Анискова
Эпидерсия
Охапка пластиковых цветов тошнотворной расцветки покачивалась перед носом Киры.
– Это что?..
– Подарок! Держи, Кируся!
Лёня так и сочился энтузиазмом. Похоже, он и вправду полагал, что китайские искусственные цветы – это годный подарок. Такому любая обрадуется, не только тридцатилетняя училка, которую за следующим поворотом жизненной дороги поджидает кладбище. Даже «кладбИще», как говорил Лёня.
– Что это за эпидерсия? – уточнила Кира.
Эпидерсия – тоже было Лёнино словцо, означавшее неприятную неожиданность.
– Ну как… – растерялся кавалер. – Цветы, Кируся.
– Это, по-твоему, цветы?
– А как же? Смотри: синенькие, розовые, оранжевые вот.
– В жопу себе такие цветы засунь.
– Тебе, Кируся, не угодить. Чо не так-то?
– Лёня, эти цветы из чего?
– Ну как… пластик силикатный, с фенолом и альдегидами.
– Это мертвые цветы, Лёня. Понимаешь, мертвые. Мне еще рано такие. Живым дарят живое.
– Да ну тебя, Кируся! – Лёня бросил китайский дар на тумбочку под зеркалом. – Чаем-то напоишь?
– Чаем напою. Рассказывай, коммерсант, как дела.
Лёня, однокурсник Киры по филфаку, начал фарцевать по мелочи еще в восьмидесятом. За прошедшие десять лет он занимался джинсами, польской косметикой, пластинками и вьетнамскими шлепанцами. Теперь, видимо, дошло до пластиковых цветов. Дела то уносили Лёню из Москвы, то забрасывали обратно. Тогда он заезжал в гости, шумно пил чай, хвастался или жаловался и снова пропадал – на месяц или на полгода. Кира с Лёней были «разнополыми друзьями». Со стороны Лёни это предполагало галантность, которая выражалась в более или менее странных подарках. Со стороны Киры – чай, варенье и руку под щекой во время застольного рассказа.
После пластиковых цветов Лёня исчез надолго, до конца декабря. Позвонил в дверь и, как только Кира открыла, бухнул:
– Одевайся, мать!
– Куда еще одеваться? – опешила Кира.
– На улицу, потеплее.
– Ты что, даже чаю не попьешь?
– В другой раз, – отмахнулся Лёня и постучал по наручным часам. – Цигель-цигель.
– Не нравишься ты мне… – проворчала Кира из комнаты, натягивая рейтузы.
Застегнув тяжелую овчинную дубленку и приладив шапку, она посмотрела на гостя. Вид у Лёни был довольный.
– Шарф не забудь.
– Не забуду, не забуду… – Кира повязала шарф и сгребла варежки. – Я готова.
У подъезда стояла Лёнина «семерка», а к ее заднему бамперу была привязана веревкой рыжая корова.
– Ты что, с цветов на молоко перешел? – ошарашенно спросила Кира.
– Нет, конечно. Это тебе, – кивнул на корову Лёня.
– Кольцов, ты рехнулся?
– С чего это? – возмутился Лёня. – Сама говорила, что живым дарят живое. Вот я живое и пригнал.
– И что я с ней буду делать? – просипела Кира.
– Да что хочешь, – царственно махнул рукой Лёня. – Твоя же корова. Пошли.
Он подвел Киру к машине, отвязал от бампера веревку и вложил Кире в руку. Наклонился и клюнул носом в щеку.
– С новым тебя девяносто первым годом, Кируся.
– И тебя, сволочь такая.
Лёня хохотнул, обошел «семерку» и сел за руль. Мотор взревел, из выхлопной трубы вырвался клок вонючего дыма, корова фыркнула. Кира подскочила на месте и повернулась к ней.
– Вот это эпидерсия…
– Мооэу-у-у! – подтвердила корова.
Кира огляделась. Двор был безлюден. Под окнами растопырили обмороженные ветви чахлые топольки. Привязать корову к дереву и пойти домой? А дальше? Она же замерзнет к чертовой матери или от голода умрет. К соседнему подъезду лихо подкатило такси, хлопнула дверца, и тут Кира поняла – гараж. Отцовский «запорожец» она продала в прошлом году, после чего и купила дубленку. А вот пустой гараж стоял через два дома, и громоздкий ключ от него висел в общей связке.
Кира шагнула вперед и потянула за веревку.
– Ну пойдем.
Корова стояла неподвижно. Кира потянула сильнее. Корова шевельнула ухом и осталась на месте.
– Слушай, как тебя? Буренка? Пойдем в гараж. Там теплее, там крыша над головой. – Кира помахала рукой, условно изображая крышу. – Поживешь там, а я придумаю, как быть.
Корова флегматично взмахнула хвостом. Кира потянула за веревку – ничего не изменилось.
– Да пойдем же, дубина ты такая!
Корова стояла как скала. Кира громко почмокала губами и снова потянула за веревку. Безрезультатно. «Какая здоровенная… Силой точно не утащу», – подумала Кира. В голове пронеслось все немногое, что она знала о крупном рогатом скоте. В основном это были рецепты. Машинально она забормотала:
– Дряхлая, выпали зубы, свиток годов на рогах, бил ее выгонщик грубый на перегонных полях…
– Мооэ-у-у-у! – отозвалась корова и сделала первый шаг.
– Вот она, сила слова…