Открытая дверь и другие истории о зримом и незримом

— Это, действительно, так. — Он встал и подошел к камину, в котором едва пылал огонь, поскольку ночь не была холодной, — по крайней мере, до сих пор не было холодно; но сейчас мне показалось, что в слабо освещенную, унылую комнату вдруг пробрался студеный ветер. Возможно, комната выглядела унылой просто потому, что я мог представить ее себе совершенно иной: полной веселых красок и тепла. — Кстати об ошибках, — сказал он, — возможно, одной из них было полностью отделить тебя от ее части дома. Я об этом как-то не подумал. Ты поймешь, почему я говорю об этом сейчас, когда я скажу тебе… — Он прервался, помолчал еще с минуту, а потом позвонил в колокольчик. Морфью, как всегда, не торопился, так что еще некоторое время прошло в молчании, в течение которого мое удивление только росло. Когда старик появился в дверях, отец спросил: «Ты уже зажег свет в гостиной, как я тебя попросил?»

— Да, сэр, и открыл ящик, сэр, и… сходство поразительное, сэр…

Эти слова старик произнес очень быстро, словно боясь, что хозяин прервет его. Мой отец действительно сделал это, махнув рукой.

— Этого вполне достаточно. Я не спрашивал твоего мнения. Можешь идти.

Дверь за ним закрылась, и снова наступила тишина. То, о чем я собирался говорить с ним, вдруг перестало заботить меня, хотя только что казалось мне крайне важным. Я попытался продолжить разговор, — и не смог. Казалось, мне стало трудно дышать, хотя в нашем скучном, благопристойном доме, где все было пропитано добропорядочностью и искренностью, не могло скрываться никакой постыдной тайны, открытие которой могло бы потрясти его до основания. Прошло некоторое время, прежде чем мой отец заговорил, но не с какой-то понятной мне целью, а просто потому, что в его голове, вероятно, теснились непривычные для него мысли.

— Ты, кажется, не бывал в гостиной, Фил, — сказал он, наконец.

— Возможно. Я никогда не видел, чтобы ею пользовались. По правде говоря, я даже немного побаиваюсь ее.

— Напрасно. Для этого нет никаких оснований. Но у одинокого человека, каким я был большую часть своей жизни, нет повода пользоваться гостиной. Я всегда предпочитал проводить время среди своих книг, хотя мне следовало бы подумать о том, какое впечатление это может произвести на тебя.

— О, это не имеет никакого значения, — сказал я. — Это были всего лишь детские страхи. Я не вспоминал о гостиной с тех пор, как вернулся домой.

— Она никогда не отличалась каким-то особым великолепием, — сказал он. Затем поднял лампу со стола, с каким-то рассеянным видом, не обратив внимания на мое предложение взять ее у него, пошел вперед. Ему было около семидесяти, он на столько и выглядел; но он по-прежнему был энергичен, без малейших признаков слабости. Свет лампы освещал его седые волосы и пронзительные голубые глаза; лоб его был похож цветом на старую слоновую кость, щеки были розовыми; это был старик, но, одновременно, — человек в полном расцвете сил. Он был выше меня и почти так же силен. Когда он на мгновение застыл с лампой в руке, то своим огромным ростом и массивностью стал похож на башню. Глядя на него, я подумал о том, что знаю его близко, ближе, чем любое другое существо на свете, — я был знаком со всеми подробностями его внешней жизни, — но, может быть, в действительности я совсем не знал его?

* * *

Гостиная была освещена рядом мерцающих свечей на каминной полке и вдоль стен, создававшим прелестный эффект, присущий звездам — освещать, почти не давая света. Поскольку я не имел ни малейшего представления о том, что мне предстоит увидеть, ибо «поразительное сходство», — слова, поспешно произнесенные Морфью, — ни о чем мне не говорило, — я обратил внимание, прежде всего, на это весьма необычное освещение, которому не мог найти никакого объяснения. А затем я увидел большой портрет в полный рост, все еще находившийся в ящике, в котором он, по-видимому, был доставлен, поставленный вертикально и прислоненный к столу в центре комнаты. Отец подошел прямо к нему, жестом велел мне подвинуть маленький столик поближе к картине с левой стороны и поставил на него свою лампу. Затем он махнул рукой в сторону портрета и отошел в сторону, чтобы я мог лучше видеть.