Открытие

В третий вечер я спускался к зимовью голодный и злющий. Знал, что на четвертый день не смогу подняться на голец. Охотиться на шнырливых куропаток уже не было сил. А от голубицы, брусники и стланиковых орехов у меня расстроился живот. От этого ноги дрожали и в глазах зыбились гольцы: мозаика из ярких и темных пятен. Если бы выпить сладкого крепкого чаю, можно бы и на четвертый раз подняться. Но кончились спички. А чертов напарник не удосужился мне, некурящему, оставить запасную коробку. Я бы этого старика разорвал сейчас на тысячи кусочков! Нет, не хватило бы сил. Если бы попить крепкого чайку...

И вдруг я почуял запах чая. Хорошего индийского чая. Такой мы заваривали со стариком. Галлюцинация?.. Но и костром пахнуло. Я сглотнул слюну и побежал к зимовью. Все ближе ржавая скобка. Теперь я чуял явственно запах костра и чая. Перед самым углом я сделал глубокий вдох и вышел успокоенный.

У костерка на корточках сидел старик с синей заплатой на штанах. Я так обрадовался ему, что не заметил Лисы. Потом увидел огромный узел на веревке, обмотанной дважды вокруг березы.

Я упал возле костра.

— До самого шаман-дерева гнался, — сказал Цыганов, наливая мне чай в кружку. — Хитрющая ведьма.

Я кинул в чай большой кусок сахару, размешал палочкой и стал пить маленькими глоточками.

— Зачем вел назад ее? — Я пожал плечами. — Лишние коне-дни подвесят мне, и только.

— Не подвесят, — ответил старик, ковыряя прутиком в костре. — Должен фарт подвалить...

— Поздно ты кинулся, — сказал я сухо. — Обшарил твой голец — два пустых да порожний.

— Это не тот голец, — ответил старик. — Я показал тебе самый высокий, чтоб сбить охотку. А тот гольчик правее...

Я даже не поднял головы — какое-то отупение навалилось на меня вместе с чаем. Лишь вспомнил, что снежные косяки с каждым днем все уверенней затягивают склоны гольцов. И вот они, мохнатые снежинки, словно по вызову, прилетели к самому костру.

— Погода-то больше не даст нам резвиться, — заметил я.

— Придется оставить поиск на будущий год, — согласился Цыганов.

— Даст ли теперь «добро» Кирьяков?

— А чего же не дать? — загорячился Цыганов. — За такую-то россыпь! Да дома у меня второй отломок шкварца с золотым тараканом!.. Да сам Кирьяков Миха не такой уж хищник, заверяю тебя! Наш он, дальнетайгинский, понятие к настойчивости разумеет и на фарт нюх у него имеется... Нет, не хищник он, чтоб не выпустить нас на будущее лето!..

Старик, подшуровывая костер, продолжал яростно доказывать, каковы достоинства у нашего начальника. А я сквозь полудрему думал, что достоинства есть, несомненно, и у самого Цыганова. Не застрелил бы он меня, как Пирата, даже не сбеги Лиса: хозяйственный мужик. А хозяйственный, он понимает толк в смене. Работать с ним сложно, но можно. И мы еще с Елизаром Панкратьевичем Цыгановым выйдем на поиски коренного золота. Мы с ним — золотоискатели.

ЧЕЛОВЕЧЕСКИЙ СПОСОБ

Сеня Карликов прямо после службы на Тихом океане поступил в геологическую партию. Его взяли завхозом. Но ключи, бренчавшие у Сени на поясе, вызывали у геологов смех. Ключи никак не соответствовали тельняшке и лихой мичманке с высокой тульей и крохотным козырьком. Об этом несоответствии намекал повар Талаталов, бывший капитан дальнего плавания. Но Сеня отмахивался от старика, будто от комара, и еще рьяней справлял свою складскую службу. Однажды он ответил:

— Откомандовался, кэп, отойди в сторонку — не мешай дело делать.

— Салага ты, Сеня, — возразил Талаталов, — человек всю жизнь остается на своем боевом посту, уважь его — он тебе душу в дело вдохнет, душу своего большого опыта.

— Отстань, старый, спирта, доверенного мне, тебе все равно не видать...

Речь шла о спирте, который стоял у Сени на складе. Его получили для протирания геофизических приборов. Обычно спирт списывался по акту в самом начале сезона, а приборы протирались водой из таежного ручья. Но на сей раз спирт стоял целехонький, хоть была уже середина сезона. Объяснялось это строгостью начальника партии, верной службой завхоза и еще неудачным течением поисковых дел.

— Салага ты, — ответил Талаталов Сене. — Я к тому говорю, чтоб ты чуток пошурупил мозгами да не превратился в ключника. Лучше клади ключи на видное место. Во-первых, доверие людям нашего таежного экипажа. Во-вторых, вдруг до ветру в тайгу пойдешь и заблудишься. А у меня, сам знаешь, запас продуктов какой — на одну-две засыпки.

Сеня сложил губы трубочкой, так что усы его затопорщились, словно лапки лиственницы под осенним ветром.

— Начальник предупредил, ключи никому не доверять. — Сеня постучал ребром ладони по своей тугой, словно кнехт, шее. — По-до-т-чет! А начальника и так вон залихотило от всех наших неважных дел.

— И все же не верится, что ты был мореманом. — Талаталов сморщил нос, покрытый ажурной сеточкой лиловых жилок. — Не знаешь, чем на флотах разряжают накаленную обстановку?!

Сеня снял мичманку и начал раскручивать ее на пальце.

— Примерным исполнением уставных обязанностей!

— Нет, ты не мореман. — Талаталов сплюнул. — И за что тебя любит твоя Милка?