— Это мне Матвей Андреевич подарил, — объяснила Люба. — Я его очень люблю. Был он золотой и остается.
— А меня? — выговорил Игорь.
— Тебя? — Люба отступила к забору, туфли ее утонули в ворохе листьев. — Когда доживем до следующего воскресенья.
— Уже половина недели, — Игорь пошел на нее. — И я ведь слово держу, несмотря что трудно иногда.
Люба сжалась, точно решила выскользнуть и бежать. Но Игорь придержал ее у забора. Люба завертела головой, тогда он поймал своим ртом ее губы. Оба они онемели и опустились на листья, сметенные ветром к забору.
— Что это? — спросила Люба, пощупав свои губы.
— Люблю тебя, — ответил Игорь.
Она вскочила и бросилась к просвету на том конце выезда. Игорь последовал за ней. Любины каблучки перестали щелкать по доскам; она остановилась, будто до нее наконец дошло, в чем признался Игорь. Он догнал ее и взял под руку.
— Пойдем тогда по переулкам, — прошептала Люба.
Игорь кивнул, и они свернули в первый проулок. Пошли, спотыкаясь, потому что не спускали друг с друга глаз. Лишь перед крыльцом лукинского дома они опомнились. Люба нехотя поднялась на ступеньки, но тут же наклонилась к нему с крыльца и поцеловала в губы. Остро и горячо. И убежала в дом, оставив после себя запах весны. Игорь вдруг ощутил тяжесть в руке. Перевернул сумку — кирпич глухо ударил в землю. Он отбросил его носком подальше от крыльца и понесся с горы, как на быстрых лыжах.
Остановился передохнуть возле двери их теперешнего жилья. И здесь услышал громыхающий, как лист железа, голос Куликова. Прошмыгнул в кухню и уселся за стол. Но его мать и Куликов были так заняты разговором, что не обратили на него внимания.
— Неужели ей счастья не хочется? — спросил Куликов.
— Я ей то же самое говорила, — ответила мать, виновато мигая.
— Еще пяток лет, и на нее никто не посмотрит! — сказал Куликов. — Даже Ваня-огородник.
— Однако чует, счастье из жалости достается, — объяснила мать.
— Да не все ли равно ей! — воскликнул Куликов. — Диана образованная женщина, а рада была бы выскочить за меня под любым предлогом!
— А Феня деликатная, — сказала мать.
— И останется навек в девках со своей деликатностью! — заявил Куликов, и пол задрожал под его ногами. — Не понимает она доброты, что ли?
— Говорит, дождусь Василия, тогда и выйду замуж, по-хорошему, без подвоха...
— Да какой же подвох она видит в моем предложении?
— Есть у нее подозрение — не по чистому сердцу ты повернул вдруг к ней.
— Из-за чего же?
— Из-за того, будто думаешь, братка ей приметы золотой жилы оставил...
— Какая чепуха!
— Я тоже ей — про чистые твои намерения, а она — свое!
— Выходит, брат ей оставил планчик?!
— Не оставил, говорит, ничего, только все же боится: не от чистого сердца ты ее сватаешь, Матвей, соблазнить из-за той жилы хочешь.
— Да что она, не понимает — ей руку протягивают по-землячески, по-доброму! Это же дело принципа! Соединить вроде несоединимое! Доказать всем нашу отзывчивость и добрость! Снять все грузы, которые тормозят общее дело! Почему — нет?! С ума она сошла, что ли?
— И то мне показалось — глаза у нее глядят ненормально, немигучие стали, как улово. И проговаривается она, нелепость несет... Будто братка ее в хрустальном зимовье поселился: видение такое ей было...
— В хрустальном?.. Странное видение... Может, и в руку... Я бы помог ей разобраться и в видениях! Что она, дурочка, боится? Если что и откроет, так не врагу же! На общую пользу! Поговори с ней еще раз, Ксения! Постарайся убедить по-женски, по-сердечному, как умеешь... Объясни, что ради нее я Диану оставил! И возврата нет — Диана гордая женщина!
Игорь подумал, что ему эти разговоры совсем ни к чему, и кашлянул.
— Игорешка! — воскликнул Куликов. — Вот как в жизни получается... Ты к человеку со всей душой, а он соображает по своим жалким меркам!
— А я двойку схватил у Дианы Степановны, — пожаловался Игорь.
— Как же это так? — нахмурился Куликов. — По географии — и двойку!
— Впереди много времени, — сказал Игорь, махнув рукой, — любую двойку десять раз еще исправлю...
— Нет, мой дружок, — перебил его Куликов. — Двойка есть двойка. И теперь всю жизнь она волочиться за тобой будет, как за нами с отцом тянутся наши двойки... Ничто бесследно не исчезает, Игорек. И когда-нибудь, если станешь ты геологом, эта-то двойка и помешает тебе сделать последний шаг к открытию.
— Слушай умных людей и мотай на ус! — заликовала мать.
Но Игорь и сам был поражен словами Куликова. Острые желваки выпрыгивали у того на щеках в этот момент, будто Матвей Андреевич сам нахватал в свое время каких-то особенных двоек, и теперь они мешали ему в жизни.
— Я хочу стать геологом, — проговорил Игорь.
— Тогда думай уже сейчас, как получше закончить школу, — посоветовал Куликов, — чтобы не провалиться при поступлении на геофак.
— Буду стараться, — сказал Игорь.
— Ну, а я пошел по своим делам. — Куликов примял фуражкой редеющие кудри и пошел озабоченно, как в поисковый маршрут.
Игорь тут же подхватил свою сумку и уселся за стол готовить уроки.
— Поешь сначала, — предложила мать и загремела посудой.