Открытие алмазного пути

Полиция потрудилась на славу. Они соединили все возможные концы и имели достаточно сведений, чтобы задержать нас. Это было как раз то время в Дании, когда контрабанду хотели превратить из мелкой провинности в уголовное преступление, и для этого нужны были показательные процессы и широкое освещение в средствах массовой информации. В такой маленькой стране, как наша, с высокими таможенными пошлинами и длинной береговой линией, контрабанда - традиционна, и мы всегда смотрели на наши занятия как на захватывающий джентльменский спорт. Тем временем, однако, этим ремеслом занялись иностранцы, и они прибегали далеко не к джентльменским методам. Более того, во всё больших количествах поступали действительно губительные виды наркотиков, такие как производные опиума, которые были популярны среди неблагополучных слоев общества, не имевших альтернативы.

Очевидно, благородная фаза расширения сознания закончилась, и правительство имело свои основания для того, чтобы желать покончить с этим.

Хотя мы с Ханной всегда жили предельно дёшево, предпочитая роскоши свободу, полиция всё же смогла доказать, что мы тратили на путешествия и машины (наши единственные реальные расходы тогда, как и сейчас) больше, чем я мог заработать на своей преподавательской работе.

Итак, в чём сознаться? Мы должны были в чём-то уступить, иначе женщина, которой была послана вторая посылка с головами Будды, рожала бы в тюрьме. Кроме того, я скорее хотел избавить от этой истории Ханну - маленькие комнаты без ручек на дверях изнутри не вполне соответствовали её вкусу. Итак, я решил признаться в том, что они уже могли доказать. Я заявил, что Ханна знала мало, почти ничего, о моих махинациях, а что касается других, то мне известен только один араб по имени Джо. Я повторял эту историю на всех допросах, объясняя полицейским, что ни при каких обстоятельствах не стал бы «стучать» на друзей. Двум полицейским, которые допрашивали меня, это не нравилось, но, будучи участниками движения Сопротивления во второй мировой войне, они очень хорошо меня понимали.

Однако я знал, что дело нужно как можно скорее довести до суда, чтобы они не успели получить информацию с Ближнего Востока, которую уже запросили; иначе у нас были бы крупные неприятности. Я во что бы то ни стало должен был придать нашему делу крайнюю срочность.

Итак, в одно прекрасное утро я вонзил нож в свою грудь, медленно и сознательно, ведя его вдоль рёбер, чтобы не поранить себя слишком сильно. Боль не была нестерпимой; самым неприятным был шум, с которым мускулы отрывались от рёбер. Но нож по рукоятку в груди выглядел достаточно драматично, и власти действительно решили, что я хотел покончить с собой. Меня положили в тюремный госпиталь, и судебное разбирательство ускорилось.

Мы с Ханной, хоть и виделись только раз за всё это время, оставались в постоянном контакте. В каждодневных письмах мы указывали час, когда что-то всплывало в уме кого-то из нас, и это чаще всего было взаимосвязанно.

Полицейские, читавшие нашу переписку, вскоре бросили затею настроить нас друг против друга. Известный психолог, которому мы позднее показали эти письма, сказал, что никогда не видел ничего подобного.

Неудивительно, что свой первый опыт медитации я получил, обучая другого человека. Моим соседом в больничной камере оказался один бедняга, который, хотя явно имел проблемы с головой, почему-то не оказался под широкими крыльями государства. Вместо этого он стал взломщиком-одиночкой и достиг больших высот в этом ремесле. История его жизни была запутанной, и я не мог не сочувствовать человеку в таком расстроенном, мятущемся состоянии ума. Однажды я услышал, как говорю ему: "Что тебе нужно, это - медитация". Мне самому этот предмет был известен только из тибетской книги, но, чтобы хотя бы показать ему, на что это похоже со стороны, я принял прямую позу сидя, известную мне по изображениям и статуям Будды.

Лама Оле и Ханна Нидал

Едва я уселся, произошло нечто поразительное и неожиданное: всё засветилось, и я как бы поплыл по воздуху, - я больше не чувствовал своего тела. Во лбу стало собираться какое-то сладкое давление, подобное лёгкому ветерку под черепом. Отчётливо ощущалось присутствие Ламы, Ханны, моих родителей и друзей -всего самого лучшего; это была огромная радость. Ханна очень хорошо почувствовала эту великую открытость и в своём следующем письме спросила: "Что ты делал в это время? Это, наверное, было что-то очень хорошее". С тех пор мы оба медитировали по несколько часов в день.