Открытие мира

В умятом сапогами и лаптями черноземе и в пестром, затоптанном рванье, под сломанным стулом, около брошенной разбитой бутыли — всюду пробивались на свет драночными гвоздиками, и не по одному, кустами, вишнево–кремовые ростки запущенных многолетников, которые ребята звали «шапками» и «стрелками», а по краям клумбы узорной каймой распускались махровые маргаритки и жесткие бессмертники, все мелкое, выродившееся, и бархатные анютины глазки–самосев. Ни шашки, ни винтовки на клумбе и возле нее не нашлось. Яшка сознался, что искал и раньше по всему двору, и несчастливо. Должно быть, мужики успели подобрать оружие. И на что им? Разве станут шашкой щепать лучину, как косарем, из ружья ворон пугать. Какие они вояки, мужики, только о замиренье и думают, на позиции не идут, жалеют себя, а русское царство–государство ровно бы и не берегут ни капельки. Яшка и Шурка в эту минуту решительно стояли за войну, за победу, за свое царство–государство. И винтовка и шашка им нужны были, как всегда, не для забавы. Жаль, не досталось добро в смелые, знающие руки.

Зато в саду, на лужайке, под яблонями, Петух, оказывается, подобрал крокет — ту самую игру, в которую звали их играть в воскресенье Мотька и Витька. Петух, крадучись, свел живехонько приятеля в знакомый старый каретник. Там, в знаменитой шлюпке–двухпарке, в корме, под сиденьем, хранил он благоприобретенные деревянные шары и молотки, проволочные скобы, все новехонькое, заманчиво красивое, под стать лодке, но, как играть в крокет, они не знали.

— Погоняем шары, сами придумаем игру, — сказ Яшка, потрясая удовлетворенно лохмами. — Не сейчас, опосля… когда надоест торчать в поле. Ладно?

Шурка согласился.

— Еще как придумаем! — пообещал он. Стоило ему взглянуть на точеные, словно из кости, шары — четыре с красными полосками и столько же с черными (были шары с одной полоской, как кольцо, с двумя, тремя и четырьмя), стоило покоситься на такие же деревянные молотки с длинными, раскрашенными снизу рукоятками (молотков восемь, метки одинаковые, что и на шарах, соображай: не зря!), стоило ему рассмотреть внимательно всю эту прелесть, какой он не знал, не ведал до сих пор, как в голове его, по Обыкновению, непроизвольно что‑то зашебаршилось, неугомонное, приятное, закипело и принялось само по себе придумываться одно другого увлекательнее, как забавляться шарами. Витька с Мотькой тогда, в поле, как повстречались, немножко болтали про игру, и это пригодилось сейчас, отправилось незамедлительно в белобрысый стриженый чугунок, из которого выдумки хлестали уже через край. Шурка пересчитал еще раз, для верности, шары и молотки — хватит на всю ихнюю честную компанию, можно пригласить и Двухголового с Тихонями, бог с ними, пускай поиграют, не жалко. И воротец проволочных за глаза останется про запас, если грехом какие затеряются. Эх, бей молотком по шару, кати его в воротца! — это и есть крокет, разлюли–малина, вот какая игра, получше «куры», лапты и городков. Непонятно, зачем нужны два тычка, опять‑таки красного и черного цвета. Колышки эти, конечно, в землю вбивают, куда же еще, но зачем?.. Впрочем, и колышкам можно придумать занятие, не пропадать им даром, для чего‑то они сделаны и проданы.

Друзья покачались досыта в белоснежной, с синим днищем, не пробовавшей воды красавице шлюпке, погребли понарошку веслами, обеими парами, поработали, поправили рулем в очередь, без уступок. Яшка, как хозяин усадьбы, первый, подольше, «Чайка» (господи, экие умники Витька и Мотька, конечно, это они придумали прозвище и заставили маляров написать его по бортам лодки, чтобы не забывалось и читалось с любой стороны!), да «Чайка» летела по Волге что надо, как летали недавно в поле за пахарями белые чуда–дива, нет, еще почище, — лодка резала волны острым носом, только не зевай, держи руль прямо, направляй шлюпку против ветра. Отрадные брызги, прохладные, крупные, обласкали лица, пришлось утираться рукавами рубах.

Придя в себя, отдохнув и успокоясь, оба матроса подумали вдруг про одно, самое желанное, невольно сообразив, что они давным–давно подсоблялыцики–помощники председателя и секретаря Совета (слава тебе, кажется; они перестают это забывать). Сладко дрогнув, взглянули значительно в глаза друг другу.

— Совет что пожелает, то и делает… Эге? — спросил не очень уверенно Шурка.

— Да, ежели… захочет, — осторожно отозвался Петух. Ах, если бы Совет захотел то, что им, помощникам, сейчас до смерти желается! Не надо им винтовки и шашки, если бы Совет…

Терпение, тысячу раз терпение! Сказать по–революционному и складно: на всякое хотение должно быть Совета решение. Только так по–нынешнему, по дяди Родиному делаются большие дела. Не зевай, депутатов созывай, пиши протокол, выполняй постановление… Хо–хо! Уж они‑то, Кишка и Петух, бес тебя заешь, глазом не моргнули, выполнили бы нужное им, дорогое решение Совета в единую минуточку. Можно ведь и Леньку Капарулина кликнуть на подмогу, он мастак гоняться на лодке, управляет завозней, как щепкой.