Открытие природы

Его состояние не улучшалось, и берлинские газеты начали публиковать ежедневные бюллетени о его здоровье{1791}. 2 мая они сообщили, что Гумбольдт «очень слаб», на следующий день – что его состояние «весьма сомнительное», потом – «критическое», с приступами сильного кашля и с затруднением дыхания; к 5 мая слабость «усилилась». Утром 6 мая 1859 г. было объявлено, что силы больного убывают «ежечасно». В 2:30 дня, когда солнце осветило стены его палаты, Гумбольдт еще раз открыл глаза и произнес свои последние слова: «Как чудесны эти солнечные лучи! Кажется, они манят Землю на небеса!»{1792} Ему было 89, когда он испустил дух.

Содрогнулся весь мир, от европейских столиц до Соединенных Штатов, от Панама-Сити и Лимы до городков Южной Африки{1793}. «Не стало великого, доброго, почитаемого Гумбольдта!» – написал американский посол в Пруссии в Госдепартамент{1794}; эта депеша пришла по назначению только через десять дней. Телеграмма из Берлина достигла редакций лондонских газет спустя считаные часы после смерти Гумбольдта, в ней говорилось, что «Берлин в трауре»{1795}. В тот самый день, не зная о происшедшем в Германии, Чарльз Дарвин написал из Кента своему лондонскому издателю, что скоро пришлет первые шесть глав «Происхождения видов»{1796}. События происходили в точной обратной хронологии: по мере угасания Гумбольдта Дарвин наращивал скорость работы над рукописью, которой было суждено потрясти научный мир.

Через два дня после смерти Гумбольдта английские газеты вышли с пространными некрологами. Первая строчка длинной статьи в лондонской Times была нехитрой: «Умер Александр фон Гумбольдт»{1797}. В день, когда британцы прочли в своих газетах о кончине Гумбольдта, сотни людей в Нью-Йорке собрались полюбоваться вдохновленным им великолепным живописным полотном «Сердце Анд»{1798} кисти молодого американского художника Фредерика Эдвина Чёрча{1799}.

Картина произвела такую сенсацию, что квартал обвила длинная очередь терпеливых ценителей живописи, готовых часами ждать, чтобы, заплатив 25 центов, оказаться перед холстом размером десять на пять футов, демонстрировавшим Анды во всей их красе. Речные потоки в центре картины были так реалистичны, что люди чувствовали на себе водяные брызги. Деревья, листва, цветы были изображены настолько точно, что ботаники могли безошибочно назвать их видовую принадлежность; на заднем плане высились горы в снежных шапках. Чёрч превзошел всех остальных художников, отвечавших на призыв Гумбольдта соединить искусство и науку. Он так восхищался Гумбольдтом, что пешком и на мулах повторил путь своего героя по Южной Америке.

В «Сердце Анд» сочетаются красота и подробнейшие геологические, ботанические и прочие научные детали. То была гумбольдтовская концепция взаимосвязанности, воплощенная на живописном полотне. Картина переносила зрителя в девственную Южную Америку. Недаром в New York Times назвали Чёрча «художественным Гумбольдтом Нового Света»{1800}. 9 мая, еще не зная о кончине Гумбольдта тремя днями раньше, Чёрч написал другу, что планирует отправить картину в Берлин, показать старику «вид, бывший отрадой его очей шестьдесят лет назад»{1801}.

Следующим утром в Германии десятки тысяч скорбящих последовали за государственной похоронной процессией, от его квартиры по Унтер-ден-Линден к берлинскому кафедральному собору. Черные флаги трепетали на ветру, и вдоль улиц выстроились люди. Королевские лошади тянули катафалк с простым дубовым гробом, украшенным двумя венками и сопровождаемым студентами, несущими пальмовые листья. Это были самые величественные похороны частного лица, которые многие берлинцы когда-либо видели. Пришли университетские профессора и члены Академии наук, как и военные, дипломаты и политики. Там были ремесленники, торговцы, лавочники, художники, поэты, актеры и писатели. За медленно катившимся катафалком следовали родственники Гумбольдта и члены их семей, его слуга Иоганн Зейферт. Поток скорбящих растянулся на милю. Церковные колокола звучали на улицах, и монаршее семейство ожидало последнего прощания в кафедральном соборе Берлина. Той ночью гроб был доставлен в Тегель, где Гумбольдт был похоронен на семейном кладбище{1802}.

Когда пароход, везущий весть о смерти Гумбольдта, достиг Соединенных Штатов в середине мая, мыслители, художники и ученые одинаково опечалились{1803}. Это было как если бы он «лишился друга», признался тогда Фредерик Эдвин Чёрч{1804}. Один из подопечных Гумбольдта, ученый Луи Агассис, выступил с прощальной речью в Академии искусства и наук в Бостоне, в которой заявил, что каждый ученик школ Америки питался «от трудов Гумбольдтова ума»{1805}. 19 мая 1859 г. газеты всей Америки сообщили о кончине человека, которого многие называли «наиболее замечательным» из когда-либо рожденных{1806}. Им повезло жить во время, которое они теперь называли «веком Гумбольдта»{1807}.