Открытие природы

По пути из Соединенных Штатов в Константинополь пара на несколько месяцев завернула в Италию, но целью первой их настоящей экспедиции стал Египет. В январе 1851 г., через год после прибытия в Константинополь, они отправились в Каир, а оттуда поплыли вверх по Нилу{1847}. С палубы корабля они восхищенно наблюдали разворачивавшийся у них перед глазами экзотический мир. Вдоль реки росли финиковые пальмы, на отмелях грелись крокодилы. Их сопровождали стаи пеликанов и бакланов, Марш восторгался цаплями, любовавшимися своим отражением в воде. Из пустыни им привезли страусенка, часто клавшего голову Каролине на колени{1848}. На полях по берегам реки возделывали рис, хлопок, фасоль, пшеницу, сахарный тростник. От рассвета до заката до их слуха доносилось бряканье кувшинов и ведер на длинных цепях, которые тянули быки, – древних оросительных систем, подававших нильскую воду на окрестные поля. В древних Фивах Марш носил Каролину среди развалин египетских храмов, дальше, на юге, они посетили нубийские пирамиды.

Это был мир, пропитанный историей. Памятники древности рассказывали о былых богатствах и давно рухнувших царствах, пейзажи хранили следы плужных лемехов и мотыг. Голые террасы превращали пейзаж в геометрически расчерченную страницу, каждый перевернутый ком земли или поваленное дерево оставляли на земле нестираемый след. Марш наблюдал мир, сформированный тысячами лет сельскохозяйственной деятельности человека. «Сама земля», голые скалы и лысые холмы сохраняли свидетельства людского труда{1849}. Марш находил наследие древних цивилизаций не только в виде пирамид и храмов, для него оно было начертано на земле.

Какой древней и истощенной выглядела эта часть света, какой молодой была в сравнении с ней его страна! «Хотелось бы мне знать, – писал Марш другу в Англию, – поражает ли американская новизна европейца так же сильно, как действует на нас древность восточного континента»{1850}. Марш понимал, что природа неразрывно связана с человеческой деятельностью. Плывя по Нилу, он видел, как орошение превращает пустыни в цветущие поля, но при этом обращал внимание на полное отсутствие дикорастущих растений из-за «давнего подчинения природы цивилизацией»{1851}.

Все, что Марш читал у Гумбольдта, внезапно обрело смысл. Гумбольдт писал, что «неустанная деятельность больших сообществ людей постепенно обезобразила облик земли»{1852}, и именно это наблюдал теперь Марш. Гумбольдт говорил, что мир природы сопряжен с «политической и нравственной историей человечества»{1853}, от имперских амбиций, насаждавших колониальные монокультуры, до миграции растений по путям древних цивилизаций. Он описывал трагическое исчезновение лесов на Кубе и в Мексике из-за наступления сахарных плантаций и добычи серебра. Силой, формирующей общество и природу, служила алчность. За человеком тянется полоса разрушения, говорил Гумбольдт, «везде, где он ступает»{1854}.

Плывя по Египту, Марш все больше приходил в восторг от тамошней флоры и фауны. «До чего я завидую твоему знанию множества языков, на которых говорит природа!» – писал он теперь другу{1855}. Не имея научной подготовки, Марш все же принялся измерять и записывать. Он гордо говорил, что «учится у природы», собирая растения для друзей-ботаников, насекомых для энтомолога из Пенсильвании, сотни экспонатов для нового Смитсоновского института в Вашингтоне{1856}. «Сезон скорпионов еще не настал», – сообщал он куратору Института и своему другу Спенсеру Фуллертону Бэрду{1857}; зато он уже заспиртовал улиток, рыбок двух десятков видов. Бэрд запрашивал черепа верблюдов, шакалов и гиен, рыб, рептилий и насекомых, а также «все остальное»{1858}; позднее он также отправил Маршу 15 галлонов спирта, когда у того вышел весь запас для фиксации видов.

Марш делал подробнейшие записи, отмечал все маршруты, держа бумаги на коленях и ловя листы, когда порывы ветра норовили разбросать их среди песков. «Ничего не доверять памяти», – так предостерегал себя человек, прославившийся своей способностью запоминать все прочитанное{1859}.

Восемь месяцев продлилось путешествие Марша и Каролины по Египту, а потом на верблюдах через Синайскую пустыню в Иерусалим и дальше в Бейрут. В Петре они видели вырубленные в розовых скалах великолепные сооружения; правда, Маршу приходилось в ужасе закрывать глаза, когда он видел, как верблюд, везший Каролину, бредет по узким расщелинам и над опасными кручами. Между Хевроном и Иерусалимом он записал, что древние террасы холмов, многие тысячелетия служившие для возделывания культур, теперь выглядят «по большей части бесплодными и заброшенными»{1860}. К концу экспедиции Марш убедился, что «кропотливый труд сотен поколений» превратил этот уголок земли в «бесплодную и истощенную планету»{1861}. То был поворотный момент его жизни.