Мой взгляд ползет в начало письма, я намерена его прочесть, но что-то меня останавливает.
Стоит ли это читать? Спор с самой собой о том, хорошо ли лезть в личную жизнь отца, длится не более секунды. Скорее всего, он всю мою жизнь врал мне – эта мысль кладет конец всем колебаниям, и вот я читаю:
Я дважды читаю письмо, пытаясь слепить какой-никакой сюжет. Не представляю, чтобы мать написала такое отцу. Они же были вместе, им незачем было скрываться, если только они не увлеклись ролевой игрой, что маловероятно. Продолжая ломать голову, я беру следующее письмо, оно написано на разлинованном листе формата А4. Конверта нет, это просто записка, аккуратно сложенная несколько раз. Я разворачиваю ее, глубокие заломы затрудняют чтение. Лист испещрен рисунками – пронзенными стрелами сердечками.
Т.? Я сразу понимаю, что письма не от мамы. У меня теснит в груди от осознания того, что все это означает. Это письма от другой женщины. Отец их сохранил. Я делаю из этого единственный вывод: у отца был роман. Он изменял матери, вот она от нас и ушла. Это он лишил нас матери. Во всем виноват он.
Мой мир опять кренится, и я хватаюсь за коробки, чтобы устоять на ногах. Картина моего детства рушится кирпичик за кирпичиком; останется ли хоть какое-то из моих воспоминаний нетронутым? В киношном варианте моей жизни актриса, узнавшая такое, разразилась бы гневной тирадой, привалившись к ближайшей стене, но я не уверена, что меня обуревает гнев. Предательство вызывает более глубокое чувство.
Отец столько лет твердил нам, что наша мать мертва, а на самом деле ей пришлось уйти из-за его измены, его волокитства. Узнав, что она жива, я переживала, что это мы с Майклом виноваты в ее уходе, что мы натворили что-то такое, из-за чего она не смогла остаться. Не то чтобы мы совсем ни в чем не виноваты, но ушла она из-за поступков нашего отца, а не из-за нас.
Теперь во всем этом появился какой-то смысл, хотя… Я сражаюсь с известными мне фактами. В восьмидесятых годах действовали суды по семейным делам, это были не темные века. Если у отца был роман, то почему мать не стала за нас бороться? Как потерпевшая сторона, она без большого труда получила бы право на опеку. После этого отец съехал бы от нас и зажил со своей любовницей, а мы остались бы с мамой в Лондоне. Нам не пришлось бы пересекать всю страну и начинать все сначала. Чем больше я об этом думаю, тем яснее становится, что смысла в этом нет никакого.
27
Вот и сочельник. Сегодня моя лучшая подруга выходит замуж. Знаю, мне положено за нее радоваться. От лучшей подруги не ждут ничего другого. Я должна разделять ее воодушевление, ее мечты о прекрасном будущем с Грегом. Но, вытираясь после душа, я ловлю себя на отупляющем чувстве утраты. Не уверена сейчас, что сумею изобразить счастье. Никогда еще не чувствовала такого одиночества.
По моей щеке сбегает одинокая слезинка, я смахиваю ее тыльной стороной ладони. У меня нет привычки прилюдно лить слезы. Для такого представления нужны по-настоящему глубокие переживания, а с ними у меня все туго. Понимаю, любовь – это выученное поведение. Если вы ее не знали, то попробуйте, продемонстрируйте ее другим. Думаю, отец, Майкл, возможно, даже мама по-своему меня любят, но вряд ли то, что я успела испытать, научило меня сопереживанию. Их любовь – все равно что перышко на пляже: там, где оно коснулось песка, не остается следа.
Бет всегда, при любых обстоятельствах была рядом со мной. Она заботилась обо мне в школе, где на меня косо смотрели из-за странного поведения моего папаши. Теперь она задает мне важные, но трудные вопросы, которые мне не нравится задавать самой себе, и старается, чтобы они не оставались без ответа. Она понимает ход моих мыслей и умеет договаривать за меня. Она предвидит мои потребности, опережая меня саму. Если в моей маленькой убогой жизни и существует любовь, то она целиком исходит от Бет.
А теперь и она меня покидает.