Открытки от незнакомца

Мне нравится его деликатность. Даже не знаю, зачем ему призналась, но ценю то, что он позволяет мне самой регулировать скорость поступления информации. Я больше не возвращаюсь к этой теме.

В магазине безлюдно. Я беру незрелые бананы и пакет крупных мандаринов, после чего теряю интерес к фруктам. Симеон исчез, и я ловлю себя на том, что разочарована этим. Надо думать, ему наскучило выжимать из меня информацию или он встретил кого-то еще и попросту решил скрыться. Когда он снова появляется, неся в каждой руке по бутылке, я даже рада его видеть. В голове у меня начинают тревожно звенеть колокольчики, но я набрасываю на них воображаемое одеяло, чтобы не слышать звон.

– Белое или красное? – Он показывает мне сначала одну бутылку, потом другую. – Можете считать это самоуверенностью, но, по-моему, этот разговор стоит продолжить за бокалом вина. Я живу неподалеку. Или, если хотите, посидим на свежем воздухе. А последний вариант… – Он заглядывает в мою корзину. – Вы просто платите за свои, простите за откровенность, жалкие бананы и уходите домой в одиночестве.

Это меня точно не устраивает.

– Первое или второе, – смело говорю я. – Годится ваша квартира.

– Это вы еще ее не видели, – предупреждает он с широкой открытой улыбкой, в ответ на которую я не могу тоже не улыбнуться. – На всякий случай будем иметь в виду оба варианта.

Поднимаясь на холм, где он обитает, я достаю телефон, чтобы позвонить домой. На звонок отвечает сиделка-сменщица.

– Это я, Кара. Я вернусь немного позже, чем собиралась. Подумала, что надо вас предупредить.

Симеон ни о чем не спрашивает, но я чувствую необходимость объясниться.

– Мой отец… – говорю я, закончив разговор по телефону. – Он нездоров.

Симеон молча кивает.

Он живет на краю города, там, где начинается пустошь. За нами высится тень, это холмы. Дом квадратный, высокий, в нем много окон, хотя в темноте трудно что-то разглядеть. На стене синеет туристическая табличка.

– Раньше здесь бы роддом, – объясняет Симеон, видя, как я ломаю глаза, пытаясь прочесть надпись. – А еще раньше – гостиница, здесь останавливался Чарльз Дарвин, когда ждал выхода из печати своего «Происхождения видов». Правда, не в моей квартире, моя под самой крышей, когда-то там были помещения для слуг. – Он подмигивает мне. На мой вкус, он красавчик, пусть и нечесаный.

Он сует ключ в замочную скважину. Мы входим в просторный холл и направляемся к лифту. Я махнула рукой на безопасность: инстинкты мне подсказывают, что опасаться нечего.

Мы выходим из лифта, и он останавливается.

– Черт!.. – Он хлопает себя ладонью по лбу.

– Что такое?

– Вспомнил, какой беспорядок оставил дома, когда отправился в паб… Если не хотите увидеть, что представляет собой естественная среда обитания холостяка, то я предлагаю немедленно ретироваться.

– Ничего, я выдержу, – заверяю я его. Я уже понимаю, что хочу провести с ним некоторое время, независимо от состояния его квартиры.

– Тогда не жалуйтесь, что я вас не предупредил, – говорит он и отпирает дверь.

Потолок в квартире под крышей скошен в обе стороны, выпрямиться можно только посередине комнаты. Здесь есть кухня, маленький обеденный стол в углу, обшарпанный кожаный диван, телевизор. Я не вижу особого беспорядка: ни грязной посуды в раковине, ни одежды на диване. Я уже готова счесть его фанатичным чистюлей, но тут мой взгляд падает на пол. Там разложены на газетах – вполне аккуратно – детали полностью разобранного велосипеда. Комната пропахла маслом для смазки.

Он переводит взгляд с останков велосипеда на меня и обратно, морщит нос.

– Извините. Я как раз занимался чисткой, когда позвонила Лаура. Я не ждал гостей.

На батарее сушатся велосипедные шорты, кислотно-зеленый жилет и носки. Заметив мой взгляд, он говорит:

– Все чистое. В сушилку не положишь – сядет. Представьте, что не видите никаких носков. Чувствуйте себя как дома. Красное, белое?

Я огибаю железки на полу и сажусь на край дивана.

– Белое, пожалуйста. Симпатичная квартирка.

Я не кривлю душой. Как ни мала квартира, она ничем не загромождена, все, что здесь есть, тщательно подобрано. Я ищу признаки существования у него подружки. Он назвал себя холостяком, но разве мужчинам не свойственно говорить так, когда это им удобно? Я не очень разбираюсь в мужском поведении, но много смотрю телевизор. Чего здесь недостает, так это фотографий и вообще чего-то, что могло бы дать какие-нибудь подсказки. Я склоняюсь к тому, что он не врет, и, к своему удивлению, довольна этим.

– Благодарю за похвалу. – Он наполняет вином бокалы без ножек. – Я бываю неуклюжим, – объясняет он, поймав мой любопытный взгляд. – Такие труднее опрокинуть.

Он берет бокалы и садится рядом со мной – не слишком близко, чтобы не смутить. Я даже слегка разочарована, что он сел так далеко. Видела бы меня сейчас Бет!

– Ну, – говорю я, пригубив для храбрости вино, – чем же вы занимаетесь, кроме раскурочивания велосипедов?