Открытки от незнакомца

Я рассказываю, как нашла в интернете Урсулу и ее с мамой фотографию.

– То есть ты точно знала, что отец говорил тебе неправду о ее смерти?

– Неточно, – возражаю я. – Только когда сложила все куски пазла, все стало более-менее понятно. Потому мне и понадобилось встретиться с Урсулой и расспросить ее саму.

– Это очень смело! – Бет смотрит на меня широко открытыми глазами. – Тебе не было страшно? Мало ли, что могло открыться! Я бы на твоем месте струхнула. Знаешь, как бывает: и хочется докопаться до правды, и боязно…

Очень мне нравится эта манера Бет: она всегда берет быка за рога. В ответ я ничего не скрываю: рассказываю, как пошла в галерею, встретила там Скайлер, ждала письмо, как неудачно прошла первая встреча с Урсулой.

– Вот стерва! – возмущается она. – Я бы не удержалась и выложила ей все, что о ней думаю!

Мы обе знаем, что ничего бы она не выложила. Я продолжаю: описываю, как Урсула сама нашла меня следующим утром и как я ее простила.

– И что же она тебе рассказала про твою мать?

Первая бутылка уже почти пуста, оливки съедены, а у нас еще даже меню нет, не говоря о еде, но нас обеих это мало волнует.

– Все сложно, – говорю я. – Как выяснилось, она сбежала с женщиной, из-за этого отец добился, чтобы суд лишил ее прав и выдал запрет на встречи с нами. Майкл всегда это знал, но помалкивал.

Вот и вся моя грустная история в скупом изложении. Потрясенная Бет сидит с широко разинутым ртом. Официантка доходит наконец до нашего столика, но Бет прогоняет ее нетерпеливым жестом.

– Господи… – стонет она. – Господи боже мой! Где же она теперь, ваша мать? По-прежнему с той женщиной?

– Если бы я знала! Урсула считает, что она порвала с Тилли, но с девяностых годов ничего о ней не слыхала. Не исключено, что мамы уже нет в живых.

– Ну и дела! – восклицает Бет. – Но ведь она слала открытки!

– Да, пока мне не исполнилось восемнадцать. Вот уже пятнадцать лет от нее ни слуху ни духу.

– Ты продолжишь ее искать?

Я выдыхаю весь воздух, оставшийся в моих легких. От этого и от вина у меня кружится голова.

– Не знаю. Не представляю, как быть. Не могу сейчас об этом думать. Слишком много других дел: отец, все остальное… Я узнала у Урсулы одно: маму звали Аннелиз, а не Энн. Это объясняет, почему я не смогла найти никаких сведений о ней.

– Аннелиз… Красиво, как Кара.

Как бы все ни было плохо, Бет всегда отыщет позитив. Официантка подходит снова, и на этот раз мы делаем заказ; она ничего не записывает – видимо, полагается на память.

– Как думаешь, доберется наш заказ до кухни? – спрашивает Бет и чокается со мной.

– Спасибо, Бет, – говорю я. – Спасибо за то, что ты всегда рядом.

– Зачем еще нужны лучшие друзья? – спрашивает она и внимательно на меня смотрит, склонив голову набок, – проверяет, в порядке ли я.

На меня накатывает новая волна эмоций. Бет тянется ко мне и берет мою руку в свою.

– Поплачь, Кара. Дай волю чувствам.

Во мне больше нет слез, глаза совершенно сухие. Только сердце болит.

Нам приносят весь наш заказ. Только теперь я чувствую, насколько проголодалась, и с наслаждением принимаюсь за еду.

– У меня есть новости, – сообщает Бет. Судя по ее улыбке, новости хорошие, она дожидалась, пока я поделюсь всеми своими бедами, прежде чем объявить.

– Правда? – говорю я с набитым картофельной запеканкой ртом.

Ее улыбка растягивается до ушей, в глазах озорные огоньки.

– Я купила щенка, кокер-пуделя. Невероятная прелесть! Шоколадной масти, носик-пуговка, мягкая шерстка – с ума сойти! Ему всего восемь недель от роду. Его принесут в субботу. Я назову его Самсоном.

Она едва не повизгивает от удовольствия и победно смотрит на меня из-под ресниц.

– А я думала… Разве Грег не ненавидит собак?

– Еще как! От них беспорядок, запах, грязные следы по всему дому. А я собак обожаю, и он на мне женился. Придется привыкать!

Я разражаюсь хохотом, на меня оборачиваются и начинают улыбаться, поняв, что мы отлично проводим время. Напрасно я волновалась за Бет и Грега. Она умеет с ним справляться. Ему, наверное, хочется помыкать молодой женой, но она изрядно его потреплет, как сильная рыба-меч – поймавшего ее на крючок рыбака. И еще неизвестно, кто победит, рыбак или рыбка.

48

Дни перед похоронами проходят спокойно, обходится и без гостей, и без случайных доброжелателей. Я благодарно принимаю свое одиночество, но при этом не могу не думать о том, какое маленькое место занимали в мире мы с отцом. Почта приносит одну-две открытки с соболезнованиями; кому, собственно, по нему скорбеть? Коллегам, с которыми он давно потерял связь, друзьям из Центра помощи престарелым, которых он все равно не узнавал, миссис Пи?