Открытки от незнакомца

Я слышу, как открывается дверь, потом раздаются тихие голоса; о чем говорят, не разобрать, но я и не хочу этого знать. Я скрываюсь наверху, пока Майкл не зовет меня вниз. Теперь неизбежного уже не миновать.

– Кара! Все готовы. Выходим?

Конечно, куда деваться… Но я все еще медлю.

Мэриэнн помогает своим дочкам натянуть пальто, звенят ключи, скрипит, открываясь, входная дверь. Я на все готова, лишь бы никуда не идти, просто подождать, пока все закончится. Мне страшно, что выплывет наружу то, что я скрывала последние дни, а еще я боюсь, что если начну плакать, то уже никогда не перестану.

Рядом со мной вырастает Майкл – я не слышала, как он подошел. Вид у него спокойный, он просто подталкивает меня в нужном направлении.

– Надо идти, Ка. – Он берет меня за руку и легонько ее сжимает. – Пошли, все будет хорошо. Надо просто перетерпеть, потом все вернется на круги своя. Бет придет?

Я совершенно забыла про Бет. Ее присутствие здорово меня поддержит.

– Да, обязательно.

– Хорошо. Ну, идем. Нас ждут.

Я подчиняюсь старшему брату, он ведет меня вниз по лестнице, провожает к машине. В бледно-голубом небе висит, как серебряная монета, зимнее солнце. Разве похороны не должны происходить в дождь или, по крайней мере, при сильной облачности? Такой ясный день впервые за несколько недель – это даже неприлично.

Огромный катафалк черный, как ночь. Мэриэнн и дети уже сидят сзади. Мы с Майклом устраиваемся на среднем ряду, сотрудник похоронного бюро терпеливо ждет, пока мы усядемся, чтобы закрыть дверь. Я, влезая, замечаю пятно на рукаве его черного пальто. Больше всего это похоже на детскую рвоту, но сама мысль, что этот мрачный человек способен возиться с малышом, так невероятна, что я с трудом удерживаюсь от смеха. Он замечает мое внимание к пятну и прячет руку за спину, отчего становится похож на полицейского. Это еще смешнее. Я кусаю губу и заставляю себя вспомнить, где нахожусь.

Крематорий расположен совсем недалеко. Девочки стараются сидеть спокойно, но я все равно слышу, как они перешептываются. Когда мы подъезжаем, предыдущая похоронная процессия только-только завершила прощание со своим покойником. Они выглядят так, как надо: все строго в черном, все опираются друг на друга, уходя с поникшими головами.

Мы выбираемся из машины и молча заходим в пустое помещение. Там не меньше двух десятков рядов, в церкви это называлось бы скамьями. В центре сидит Брайан, водитель автобуса из Центра помощи престарелым «Липы», рядом с ним двое стариков – их я не узнаю, но предполагаю, что это знакомые отца по «Липам». Вдруг их цель – попировать на поминках? Меня подмывает предупредить их, что поминок не будет, чтобы они потом не разочаровались, но не исключено, что они сами уйдут сразу после службы. В передней части зала сидит Бет. На ней самая темная одежда, какую она смогла найти, но ее загар не вяжется с траурной обстановкой, отчего само ее присутствие кажется неуместным. При виде нас она широко улыбается и пересаживается, чтобы я села между ней и семейством Майкла. Мы занимаем половину ряда.

Вот и все скорбящие по моему отцу. Слышна музыка, похожая на религиозный гимн, но я не узнаю мелодию. Отец, наверное, ее узнал бы. Я ищу глазами орган или фортепиано, но не нахожу, скорее всего, это запись. С новым острым приступом вины я понимаю, что должна была бы сама выбрать произведение, что-то значившее для отца. Неважно, что я понятия не имею, что бы это могло быть.

Мужчины из похоронного бюро медленно проносят гроб по проходу и осторожно ставят его перед бледно-серой шторкой, за которой, насколько я понимаю, прячется кремационная печь. На дубовой крышке гроба лежит простой букетик белых лилий. Это я его заказала или они сами позаботились о букете, сжалившись над покойником, оставшимся без цветов? Не знаю.

Появляется священник, первым делом он смотрит на часы, проверяя, есть ли у него время до начала службы. Молитв не предполагается – отец не был верующим, хотя и знал гимны, чтения Библии тоже не будет. Мне странно отсутствие Бога на прощании, возникает чувство, что без ритуала похороны лишаются законной силы. Но отец ничего иного не пожелал бы. Не звучит и надгробных речей. Мы с Майклом обсудили эту тему и согласились, что в них нет нужды. Что мы сказали бы? «Здесь лежит наш отец, вычеркнувший из нашей жизни нашу мать, солгавший нам, что она умерла»?

Бедняга священник не знает, как ему быть.

– Мы собрались здесь сегодня, – говорит он, – чтобы проститься с Джозефом Фернсби, отцом Майкла и Кары, дедом Эсме и Зары. Да покоится он с миром.