Открытое произведение. Форма и неопределенность в современной поэтике

Омбредан считает, что, как с точки зрения конкретного анализа, так и с точки зрения типологической можно дать характеристику различным видам исследования упомянутого стимулирующего поля: «можно было бы выделить индивида, который сокращает свое исследование и решает использовать воспринятую структуру, еще не применив всех элементов информации, которые он смог бы собрать; или другого индивида, который продлевает свое исследование и не разрешает себе принимать обозначившиеся структуры; и, наконец, индивида, в исследованиях которого согласуются обе позиции: как для того, чтобы собрать возможно больше решений, так и для того, чтобы объединить их наилучшим образом в едином, постепенно формируемом восприятии. Сюда можно было бы добавить и индивида, который переходит от одной структуры к другой, не осознавая, что они могут быть несовместимы, как это видно на примере сновидений. Если восприятие представляет собой “вовлеченность”, тогда налицо различные способы “вовлекаться” или избегать вовлеченности, определяя направление поисков полезной информации».

Этот краткий типологический обзор охватывает широкие пределы: от болезненного восприятия вплоть до повседневных ситуаций, оставляя простор для различных возможностей, и все из них признаются правомочными. Здесь нет смысла подчеркивать, какую значимость могут иметь психологические гипотезы такого рода применительно к нашему разговору о природе эстетического. Добавим только, что при таких предпосылках психологу придется основательно изучить вопрос: в какой мере обучение (apprentissage), основанное на определенных упражнениях по тренировке восприятия и неизвестных доселе интеллектуальных приемах, способно модифицировать привычные для нас схемы реагирования (то есть в какой мере использование информации не превратит то, что нарушает коды и системы ожидания, в элемент нового кода и новой системы). Перед нами проблема, существование которой эстетика и феноменология вкуса подтвердили многовековым опытом (хотя бы на уровне макроструктур восприятия), показывая, каким образом новые приемы формообразования изменяли наше чувство формы, наши ожидания, связанные с появлением той или иной формы, а также способ постижения самой реальности{85}.

Поэтика открытого произведения как раз и предоставляет нам историческую возможность такого рода: утверждение культуры, благодаря которой (по отношению ко всему универсуму воспринимаемых форм и пояснительных действий) допускается существование дополнительных исследований и различных решений; оправдание прерывности опыта, воспринимаемой как ценность вместо традиционной непрерывности; организация различных исследовательских решений, сведенных к единству таким законом, который не предписывает абсолютно идентичной развязки, но, напротив, воспринимает эти решения как оправданные как раз потому, что они противоречат друг другу и друг друга дополняют, вступают в диалектическое противостояние, тем самым порождая новые перспективы и давая больше информации.

По существу, один из элементов современной буржуазной цивилизации был обусловлен неспособностью среднего человека отрешиться от формальных систем, навязанных ему, а не приобретенных благодаря собственным исследованиям. Такие социальные болезни, как конформизм и бегство от действительности, стадность и массовое сознание, являются результатом пассивного усвоения тех норм понимания и суждения, которые отождествляются с «хорошей формой» как в морали, так и в политике, как в диететике, так и в моде – на уровне эстетических вкусов и педагогических принципов. Всевозможные тайные убеждения и возбуждения, возникшие в ходе сублимации – от политики до торговой рекламы, – способствуют мирному и пассивному усвоению «хорошей формы», в которую средний человек погружается без каких-либо усилий. Таким образом возникает вопрос: не может ли современное искусство, приучая к постоянному нарушению моделей и схем, выбирая идею угасания всяческих моделей и схем, а также их чередования, причем не только одного произведения с другим, но и схем внутри одного и того же произведения, не может ли оно служить орудием освобождения? И, быть может, в таком случае оно могло бы выйти за пределы эстетических вкусов и эстетической структуры, чтобы включиться в более широкий контекст и указать современному человеку перспективу возрождения и обретения самостоятельности.

Открытое произведение в изобразительном искусстве {86}