Откуда берутся дети

Я люблю эту книгу. Даже, несмотря на то, что не совсем могу понять, как у такого парня, как Чарли, появились такие друзья как Сэм и Патрик. Если смотреть из опыта реальной жизни, то это очень маловероятно. Во-первых, потому что они просто старше, а во-вторых, потому что круче. Мне сложно поверить, что двое таких ребят могут подружиться со столь странным субъектом. Хотя, если задуматься, в книге есть объяснение этому факту: сами Сэм и Патрик тоже имеют особенности, которые не дают им права полностью ассимилироваться среди школьной элиты. Я думаю, что именно поэтому они смогли так полюбить Чарли. Обычно успешные, красивые и богатые дети становятся успешными, красивыми, богатыми и гаденькими подростками. Спасти их может только какой-то дефект, позволяющий на собственной шкуре испытать, каково это, когда ты не идеален.

Чем мне симпатичны Сэм и Патрик, так это тем, что они принимают Чарли, несмотря на все его странности, я бы даже сказал, что за них они его и любят. Они не говорят: «Эй, чувак, а почему бы тебе не перестать слушать эти дурацкие песни, писать сочинения, терять память, читать стихи на вечеринках и вообще нести всякую чушь? Почему бы тебе не перестать быть тихоней, в конце концов?» В этом, по-моему, и заключается смысл дружбы: либо ты находишь себе друга и кайфуешь от него и всех его поступков, даже самых странных, либо ищешь кого-то другого.

***

Когда я приезжаю домой, мама уже все знает. Она сидит на кухне с чашкой чая в руках. Ноутбук с работой отодвинут в ожидании меня.

– Я не буду спрашивать тебя, почему ты это сделал. Если ты так поступил, то, наверное, у тебя были веские причины. Завтра пойдешь к директору. Пока без меня. Сейчас поднимайся к себе.

Я хлопаю дверью и падаю на кровать. «Я не буду тебя спрашивать, почему…» Очень гуманно. А может я хотел бы, чтобы вы меня спросили. Чтобы хоть кто-нибудь в этой долбаной семье поднялся ко мне и сказал: «Как ты живешь теперь, когда его нет?»

Думаю об Аленке и засыпаю.

***

Из дневника мамы

Сегодня опять делали узи. Мой ребенок жив! Они просто что-то напутали с датами. Сейчас уже шесть недель и можно слышать, как бьется его сердечко. Но из-за крови, которая постоянно идет, меня кладут в больницу на сохранение.

***

Меня будит осторожный топоток у кровати – Тонечка. Ей четыре. Очень смешная. Анечке уже восемь и они совсем разные. Анечка серьезная, вернее пытается быть серьезной, но это не очень-то получается. У нее темные вьющиеся волосы, красивое правильное лицо и темно-карие, почти черные, как у папы глаза. Тонечка рыжая, с россыпью веснушек на светлом симпатичном лице. Она держат в руках лист бумаги и карандаш:

– Нарисуй мне много машинков.

– Я не хочу. Видишь, я сплю.

– Нарисуй мне много машинков.

– Ладно. Залейзай ко мне, – беру карандаш и рисую. – Вот много машинков, хватит?

– Да. А куда они все едут?

– Домой.

– Домой, это куда?

– Не знаю, – задумываюсь.

– Туда да? – подсказывает она мне.

– Ага. Точно. Туда.

– А ты нарисуешь мне вечером самолет? – мечтательно спрашивает Тонька.

– Нарисую-нарисую, – до вечера еще долго, может, и забудет.

Тонька лежит рядом со мной, разметав оранжевые волосы по подушке.

– Мама сказала, что у тебя больше нет Паши. Она говорит, что он ушел на небо. Ты скучаешь по нему?

– Очень скучаю.

Тонька обнимает меня маленькими ручонками.

– А ты не можешь его там навещать?

– Не могу. Туда не пускают.

– Но мама сказала, что все туда потом уйдут. Это правда?

– Правда.